Она издаёт ещё один тяжкий вздох и обращается к Филипу, который качает головой, показывая, что это исключено.
Щелчок:
— У них маленькая девочка, ради всего святого. Я ручаюсь за них.
Потрескивание:
— А Гитлер рисовал розы… мы ничего не знаем об этих незнакомцах.
Щелчок:
— Папа, открывай чёртов замок!
Потрескивание:
— Ты видела, что произошло в Друид Хиллс.
Эйприл хлопает ладонью по домофону:
— Это не Друид Хиллс! Впусти нас, черт возьми, пока у нас мох на задницах не вырос!
Резкое металлическое жужжание сопровождается громким лязгом, отскакивает автоматическая задвижка и открывается внутренняя защитная дверь. Эйприл ведёт всех через дверь, а затем вниз в потрепанный, кисло пахнущий коридор с тремя дверями квартир по обе стороны. В дальнем конце коридора — металлическая дверь с надписью "Лестница", заколоченная досками крест-накрест.
Эйприл стучится в последнюю дверь справа, в квартиру 1С, и через секунду дверь открывает копия Эйприл, но постарше, тяжеловеснее и грубее.
— Мой Бог, что за прелестная девчушка! — восклицает крупная молодая женщина при взгляде на Пенни, держащую Брайана за руку.
— Заходите, ребята… не могу вам передать, как чудесно вновь видеть кого-то, кто способен удерживать слюни во рту.
Сестра Эйприл, представившаяся как Тара, выглядит грузной и неотёсанной. Она пахнет сигаретами и дешёвым шампунем. На ней старомодный балахон с цветочным принтом, чтобы скрыть излишнюю полноту. Из выреза платья возвышается пышное, словно хлеб, декольте с маленькой татуировкой дятла Вуди на одной груди. У неё такие же поразительные голубые глаза как у младшей сестры, только густо подведённые и раскрашенные синевато-стальными тенями. Накладные ногти настолько длинные, что она вполне могла бы открыть ими консервную банку.
Филип заходит в квартиру первым, все еще держа Ругер в руке. Остальные следуют за ним. Первым делом Филип замечает беспорядок в гостиной. Кресла завалены одеждой, груда вещей свалена в кучу вдоль одной стены, странной формы чехлы от музыкальных инструментов прислонены к обшитой досками выдвижной двери. Посреди этого хлама он с трудом замечает маленькую кухоньку слева, корзины с персиками и мойку, заваленную грязной посудой. В воздухе висит запах сигаретного дыма, несвежей ткани и пота.
Но прямо сейчас, единственное на чем может сосредоточиться Филип — это ствол 12-ти миллиметрового дробовика, направленный прямо на него из кресла-качалки в противоположной стороне комнаты.
— Ни шагу дальше, — произносит старик с дробовиком. Долговязый, обветренный годами старик, с фермерским загорелым лицом индийского держателя табачной лавки, стрижкой под "ёжик" и ледяными голубыми глазами. Тонкая трубка кислородной установки свисает под его носом, похожим на клюв грифа; резервуар стоит рядом с ним как преданный питомец. Старик едва помещается в свои джинсовые брюки и фланелевую футболку, его белые, волосатые лодыжки выступают над границей ковбойских сапог.
Филип инстинктивно поднимает свой револьвер, тотчас приготовившись к мексиканским разборкам. Он нацеливает его на старика со словами: