Нерушимый 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Клетка освободилась, и я, не изменяя традиции, занял синий угол — цвета команды располагали. Михаил Ким раскорячился в красном углу. Если бы поза имела название, лучше всего ей подошло бы: «Внезапный приступ радикулита у тамады, разрывающего баян по время гопака».

Чемпиона лиловского завода шампанских вин поддержал хор женских голосов.

Я отрешился от реальности. На ближайшие пять минут моя реальность ограничится этой клеткой.

— Соперники, поприветствуйте друг друга, — проговорил рефери.

Наши с Кимом кулаки встретились. Когда мы ответили на дежурный вопрос, что готовы, рефери объявил бой.

Вместо того, чтобы нападать, Ким картинно раскорячился, издал боевой клич и двинулся ко мне в боксерской стойке.

Удар ногой в голову — я уклонился. Прямой по корпусу — блок. Да, Витаутович прав — соперник силен. Удар коленом по корпусу — я сместился вбок, нанес молниеносный боковой в висок. Попал. Эх, жаль, удар у меня слабоват.

Я сосредоточился на солнечном сплетении, пытаясь разжечь внутреннее солнце — и чуть не пропустил удар ногой в голову.

— Не спать, Саня! — Крик Витаутовича отрезвил меня.

А Ким почуял вкус победы и попер в атаку, удары посыпались градом, я только и успевал рвать дистанцию. Мысли лихорадочно заметались. Как противостоять низкорослому противнику? Не дать себя загнать к сетке. Не распрямлять левую руку, чтобы не прилетел встречный. Работать правой. Смещаться вправо. Не уходить из центра клетки.

Удар — блок. Удар — уклониться. Удар-удар-удар-удар. Закрывшись, я не заметил, как оказался прижатым к сетке. Соперник был уверен в победе, он не брал в расчет, что я в первую очередь борец, а потому потерял бдительность — попер бычком, думая, что осталось немного, вот-вот, и он пробьет мой блок. Эта его ошибка все решила. Взяв его шею в захват, я бросил его через себя, перекатился, оседал и, пока он пытался оклематься от броска, придушил.

Терпеть противник не стал и быстро сдался.

Когда рефери поднимал мою руку, я думал о том, что, если бы Ким хоть немного знал о моей тактике, так бездарно не слился бы и не корчил бы сейчас обиженные рожи.

Я выдохнул. Донесся свист раздосадованных болельщиков, их заглушил радостный рев мальчишки, сына Людмилы:

— Нерушимый — чемпион!

Проступили лица за пределами сетки. Сосредоточенный Витаутович. Уходящий вглубь зала Борецкий. Его тренер, глядящий неотрывно и страстно желающий разгадать мой секрет. Олег, улыбающийся от уха до уха.

Выйдя, я пожал руку Олега, который никак не хотел разжимать пальцы, глянул на зрителей, и взгляд четко выделил в полумраке фигуру стоящего суки Гришина. Я был уверен, что он смотрит на меня. Жаль, моя способность угадывать желания не работает на таких больших расстояниях.

— Молодец, Саня, грамотно, — оценил Витаутович и добавил: — Видел, как Борецкий наблюдал за боем?

— Не до того было, — мотнул головой я. — Повезло, что попался несбалансированный боец. Будь он так же хорош в борьбе…

— Хорошо, что ты это понимаешь. Вот Борецкий — и боксер, и кикбоксер, и борец…