— Саня, а ты на беспредельный финал пойдешь? Все равно на турнире тебе ничего не светит, так хоть будет шанс там…
— В смысле — финал? — не понял я.
— В коромысле! — передразнил меня он. — Ты совсем олень? — На лице Олега прочиталось такое удивление, что я и правда ощутил себя оленем, а он продолжил: — В новогоднюю ночь бьются все чемпионы сезона, около сорока человек. Все, кто побеждал каждую неделю, плюс такие, как ты, кто в новогодние недели победил. Суперприз — сто тысяч! Ты что, не знал? Ну ты гонишь!
Получается, у беспредельщиков свой финал? И тоже, небось, в честь дня рождения товарища Горского? Последний день года обещал перерасти в томную ночь, если я решусь выступить и там… Да не, бред, меня же там уделают!
Тем временем Олег все фонтанировал восторгом:
— Сто тысяч, Саня! — горячо шептал он мне на ухо. — Ты только представь такие деньги!
«Сань, сотка с беспредела!» — моя жаба затряслась в экстазе. Вот она купается в купюрах. Вот — рассекает на спорткаре. Вот — нежится на берегу моря, а на подносике — всевозможные шоты, слева красавица, справа красавица. Ну и пусть красавица массаж делает. А лучше сразу три. Красавицы!
Но нежилась жаба недолго. Расчертив небо метеоритом, обрушился здравый смысл и мокрого места от нее не оставил. Только поднос с шотами.
— Ну, допустим, ты их выиграл, и?.. — поинтересовался я, поглядывая на дверь в кабинет Мимино.
Вот теперь Олег превратился в оленя, растерянно заморгал.
— Не понял. Что — и?
— Что ты с деньгами сделаешь? — начал я издалека.
— Машину куплю! — брякнул он чуть громче, чем следовало. — В Болгарию поеду!
— А тут тебе ОБНС — а ну иди сюда, — прошептал я зловещим голосом, — рассказывай, откуда такие деньги у честного милиционера?!
У Олега вытянулось лицо, и в этот момент от фотографа вышел Алексей и спросил нарочито-бодро:
— Кто это тут без меня в Болгарию собрался?
Олег растерялся, и я его выручил:
— Строим планы, как захватить мир. Выручку делим. Как поделим, отметим в шашлычке, если барышей хватит.
Сказав это, я пошел следующим фотографироваться на пропуск. Девушка, которую я видел в приемной Мимино, белозубо улыбаясь, сфотографировала меня на белом фоне камерой-треногой, какую я уже видел в кабинете Тырина, и отпустила.
Хватило одного кадра, словно она берегла пленку. Хотя черт ее знает, может и правда на пленку тут еще снимают?