— Что? — поинтересовался Колесо. — Смирнов увольняться не хочет?
— Сука, ведет себя так, словно того разговора и не было! А мне до того два раза говорил, мол, отвалите, увольняюсь. Предъявы кидает, что-де автобус в понедельник занят. Все автобусы заняты! И как мы на матч поедем? На электричке? Чтобы озлобленные болелы нас встретили и ноги нам переломали?
— Это он вас так воспитывает, — сказал Левашов. — Как баба. Типа, что без него вы никуда. А я, вот, такой хороший, в последний момент все и решу.
Димидко развернулся ко мне и сказал:
— И что делать? Этот Тирле… как его… Лев, короче, приезжает в двенадцать. А Смирнов заднюю включил! Звонить этому твоему, чтобы не ехал?
Я вытащил телефон, но Димидко сжал мое плечо.
— Сам наберу. Он ведь со мной договаривался. — Помолчав немного, он добавил: — Не даст этот Смирнов нам нормально работать.
— И никак его не уволить? — прошептал расстроенный Микроб и включил борца за справедливость: — А если мы все напишем, что отказываемся от него? Бойкот объявим!
— Ага, и митинг с транспарантами, — подал голос Клыков.
— Пойдем на фиг дружным строем, — вздохнул Мика Погосян, воздел палец: — Бюрократия!
Гребко огляделся, нет ли кого лишнего, и прошептал:
— Местные не напишуть. — В его голосе от возмущения прорезался украинский акцент.
— Круговая порука мажет, как копоть, — процитировал Микроб «Наутилус», и у меня в голове запустился проигрыш.
Песня, так подходящая к случаю, заиграла, как наяву. «Здесь брошены орлы ради бройлерных куриц». Уже и правительство такое, какое должно быть в идеале, и одаренные на местах, и самородки, которых еще Стругацкие предсказали и назвали люденами, — что не так с моей страной? Что с людьми не так?
Димидко поскреб в затылке и заключил:
— Уволить его мы не можем, он с директором завода вась-вась. Ему свой человек нужен, который с руки жрет. Будет брать нас измором, а мы — его. Да я его жалобами во все инстанции задолбаю!
— А мы подпишем! — поддержал его Микроб.
— Вот и я о том же! Не даст работать! — поддакнул Левашов. — Жопой вцепился в кресло.
— В чемодан с деньгами, — проворчал Колесо. — Сука гнилая и жадная!
Похоже, почетное звание суки от Гришина перекочевало Смирнову.
ebooksa