Нерушимый 4

22
18
20
22
24
26
28
30

— Работаем! Цент, включаемся! — орал Димидко.

И вдруг — длинный пас их напу. Рывок к нашим воротам. Подключаются наши зашитники, отбирают мяч и, когда игроки всей толпой ломанулись на нашу половину поля — длинный пас Погосяну, рвущему вперед, обходящему защитника… Ай, красавец, Мика, жми!

Навстречу ему мчит еще один. На Рябове висят двое, и тут наш краек, Бурак, делает рывок, обходит полузащитника… Но Мика его не видит… Или видит… Видит! У него, мать его, на спине глаза! Пас назад, открытому Бураку, тот бьет с дистанции — слабо бьет, вкось и вкривь, явно мимо ворот.

И тут чертом из табакерки выскакивает Микроб, бьет по мячу — он летит в ворота по немыслимой траектории. Вратарь прыгает, но не дотягивается.

Ай да Микроб, красавчик! Гол!

А в первом ряду, отсюда видно, скачет от счастья Лера, машет флажком. Микроб, растопырив руки, как самолет, летит по полю. Потом останавливается и посылает ей воздушный поцелуй. Вот она, сила любви.

Грохочет комментатор. Грохочут трибуны.

Второй гол забили в первом же тайме, и опять отличился Погосян. Третий мяч, от Рябова, вратарь отбил.

Во втором тайме наши играли расслабленно, атаки деморализованных спартачей разбивались о наших защитников. Лишь под конец матча мне пришлось поработать и отбить один вялый мяч, причем он летел мне прямо в грудь.

О, как ревели болельщики, как они рукоплескали! И ровно после финального свистка хлынул дождь. Он словно берег нас, а теперь понял — можно! На трибунах начали расцветать зонты.

Все остались довольными, даже Витаутович хлопал каждого по спине и хвалил. Только Димидко злился, а потом устроил нам десятиминутную выволочку за то, что мы расслабились. Могли же ведь еще забить! Слепни, трутни, поползни, мать нашу растак!

Приглушенная его претензиями радость разгорелась, когда мы вышли из стадиона, и нас окружили болелы. Давно не видел такого премноголикования. И теперь стало ясно, почему титан на флаге больше не держит небосвод: это Прометей, и он протягивает болельщикам пламя надежды.

Звонкий женский выкрик заставил меня обернуться.

— Саша!

Я завертел головой и увидел пробирающуюся сквозь толпу болел Лизу. Зонт в такой толчее не помогал, ее волосы промокли и прилипли. Я протянул ей руку, рывком вытащил к себе, обнял, закрывая от тянущихся рук, по которым хлопали титановцы.

Даже ветераны расцвели и приободрились. Я считывал их желание отличиться и встать на поле хотя бы запасными.

Мы наконец вырвались из толпы, я раскрыл зонт, привлек девушку к себе и поцеловал. Кровь затарабанила в висках. Молодой, мать его, тестостероновый организм! Как себя в руках-то держать? Не тащить же Лизу сразу в гостиницу.

Лиза ответила на поцелуй, не стесняясь взглядов моих друзей. Я скосил взгляд и увидел, как Погосян показывает «класс».

— Ты вся промокла, давай в кафе? — спросил я, прижимая ее к себе. — Хотя нет. Такси!

Мы ввалились на заднее сиденье желтой «волги».