— Тогда хоть скажите, в чем конкретно меня обвиняют?
Вомбат пожевал губами, зыркнул исподлобья. Глаза у него были цепкими, как крючья. И все-таки он снизошел до ответа:
— Александр Нерушимый. Парень из глухого села, ни друзей, ни родственников. Английский в совершенстве. Боевые навыки на уровне профессионала пусть не мирового класса, но точно — республики. Талантливый вратарь. А тут вдруг Советский Союз допускают до международных соревнований. И этот Александр гарантированно попадет за границу. Понимаешь, куда я клоню?
Он специально взял паузу, чтобы я додумал сам, а он прочел ответ, но я остановил мысленный поток, и Фарб продолжил:
— Валентин Григорьевич Шуйский нашел нить, которая тянется к группе врагов народа, сливающей информацию на Запад, и тут вдруг его самолет взрывается в воздухе. Это заговор, где много действующих лиц, и огромная недоработка Тирликаса. У нас есть все основания предполагать, что он не просто проморгал вражью агентуру, а сам и есть саботажник. Как и генерал Вавилов. Согласись, подозрительно, что ты имел контакты с обоими? С Тирликасом у вас так вообще взаимопонимание, какое редко бывает у людей разных возрастных групп и социальных статусов.
Взрыв самолета… Шпионы. Черт! А может, это просто межклановые разборки?
Я помотал головой. Нет, не верю, что Тирликас предатель! Хотя что я знаю о директоре команды и талантливом тренере? Если его прижали и нашли компромат, то наше с ним сотрудничество выглядит более чем подозрительным, особенно если смотреть под таким углом. Большой человек занимается проблемами сопляка, пусть и отличного футболиста. Они-то не знают, что Витаутович почуял пробуждающийся во мне дар, и Шуйский — тоже. Как теперь оправдаться?
Я дернул руками, чтобы сжать виски, забыв, что наручниками прикован к кольцу. Стол вздрогнул, Азаров напрягся, отлип от стены.
— Десятый час уже, — сказал Быков. — Давайте на сегодня заканчивать.
Конвойный за моей спиной облегченно выдохнул.
А меня куда? В одиночку? Чтобы посадить в СИЗО, надо предъявить обвинение, а я еще ничего не подписывал. Или этим на закон плевать? Как там Феликс Эдмундович говорил? «Отсутствие у вас судимости — не ваша заслуга, а наша недоработка».
— И то правда, — кивнул Фарб, встал, но покачнулся от усталости и оперся о стол, обратился к конвойным: — Подозреваемого — в КПЗ.
Негодовать не осталось сил.
Человек-мейнкун с кошачьими глазами снова снял наручники, чтобы застегнуть их за моей спиной, и меня вывели в коридор. Потом мы поднялись на первый этаж и на улицу.
Чтобы обогнуть ментовку, надо минуты-две. Вот темная улица. Ни души. Тихо падает снег. Я запрокидываю голову, глядя на танец снежинок в свете фонарей. Стараюсь идти как можно медленнее, жадно вдыхаю морозный воздух. Конвойные не спешат. Азаров так даже остановился, позволяя мне насладиться мгновением.
— Двигай давай! — Он подтолкнул меня в спину.
Мы стояли между двумя фонарями и отбрасывали по две тени. Когда двинулись дальше, одна тень посветлела, вытянулась и исчезла вовсе.
Азаров не спешит, Азаров понимает, прощусь я с волей на неопределенный срок…
И снова вонючая камера, журчащая вода в бачке унитаза, булькающий храп соседа на нижней полке. Я протопал к крайней койке справа, взобрался на полосатый матрас и отвернулся к стене.
Выходит, никакого дела на меня еще не завели, и наша беседа была неформальной? А теперь куда? К следователю? Радовало, что не в застенки КГБ на допрос. Оставалась надежда, что из СИЗО меня выпустят, когда разберутся что почем. Если захотят разбираться. Может, им надо на кого-то громкое дело повесить. Загонят иголки под ногти Витаутовичу, он меня оговорит — и все, пиши пропало.
ebooksa