Надеюсь, обойдется без пыток. Я перевел взгляд на Быкова, который делал вид, что смотрит в экран ноутбука, а сам изучал меня периферическим зрением. Надежда на то, что он хочет докопаться до правды, умерла: больше всего на свете майор желал, чтобы я во всем сознался и не пришлось возиться.
В горле пересохло, и я нарушил правила, первым заговорил:
— Добрый вечер, Роман Августович.
— Разговорчики! — рыкнул он и посмотрел так, что в горле пересохло. — Вопросы задаю я, ты отвечаешь. Понял?
Я кивнул.
— Так точно.
— Вот и отлично, — он принялся вслух проговаривать мои паспортные данные и тут же щелкать кнопками, записывать их. — Все верно?
— Верно, — ответил я.
Далее он предупредил о наказании за лжесвидетельство и в подробностях рассказ мне то, что я и так узнал из газет, добавив, что группа врагов Родины, сообразив, что Шуйский знает о их существовании, решила действовать превентивно, пока он не вычислил их имена. Поскольку, опасаясь за свою жизнь, Шуйский в Михайловске осторожничал, в Якутске злоумышленники при содействии Тирликаса пронесли на борт четыре бомбы с часовым механизмом и спрятали в спасательных принадлежностях.
— Тебе известны имена других соучастников преступления? — спросил Быков таким тоном, словно я уже сознался.
Хрен тебе, а не признание!
— Я не являюсь соучастником, потому эти имена не могут быть мне известны.
Я считал желания Быкова и еще раз убедился: он хотел меня поскорее посадить. С имеющимся признанием он не просто верил — знал, что я виновен, и другая правда ему была не нужна.
Что еще за признание? Кто-то меня оговорил?
Вчера расследование вела Безопасность Родины, а этим товарищам закон не писан. Там отпирайся не отпирайся — скрутят, еще и почки отобьют, и все равно просканируют, допросят. Какие полномочия у Быкова? Хрен его знает, но раз КГБ сейчас дружит с ментами, протокол они должны соблюдать. Мой приговор зависит от того, что происходит сейчас, а не от того, что было вчера. БР контролирует одаренных, Фарб думает, что я не такой.
Сейчас Быков начнет спрашивать, что я делал накануне теракта, а мне и сказать-то нечего: дома был, футбол смотрел, ел, спал, с девушкой переписывался. Какую же я себе подложил свинью, когда съехал с ведомственной квартиры! Так бы у меня было алиби.
— Напоминаю, что чистосердечное признание и сотрудничество со следствием значительно, — он выделил интонацией последнее слово, — укорачивает срок. А теперь расскажи, что ты делал накануне теракта, двадцать восьмого и двадцать девятого декабря?
— Я отказываюсь свидетельствовать против себя и требую адвоката.
Я вскинул голову и прямо посмотрел в черные глубоко посаженные глаза Быкова. Ломать будешь? Попробуй, на мне все быстро заживает. Добьюсь ли я чего-то своим молчанием? Вряд ли. Захотят пришить дело — пришьют. Но тепленьким себя взять не позволю.
Интересно узнать, что у него за признание.
ebooksa