Нерушимый-5

Когда открылось окошко, я подумал, что сейчас произойдет миграция, но в него просунули газеты, сложенные рулоном.

— Кардинал, принимай.

Цыганский барон или кто он там, глянул на щипачей, жмущихся друг к другу на одной койке, как два воробья. Тимоха понял без слов, метнулся, подал газеты, благоговейно улыбаясь, но тот кивнул на меня.

— Сперва ему. Ему нужнее.

Опять «Известия» и «Вестник Михайловска». В первой газете ни слова о теракте, а вот в областной… «Ночью 30 декабря скоропостижно скончался В. В. Вавилов, главный подозреваемый в организации взрыва спецборта, на котором летел В. Г. Шуйский. После беседы со следователем Вавилов пожаловался на боли в груди, был доставлен в медицинский кабинет, где его состояние резко ухудшилось. В. В. Вавилов скончался в больнице от обширного инфаркта миокарда».

Я зажмурился и сжал челюсти. Представил пожилого Вавилова на допросе и кэгэбэшников, которые выбивают из него признание. В голове как наяву прозвучал чуть гнусавый гулкий голос майора Быкова: «Если вы дадите чистосердечное признание, обещаю, с ваших родственников, если они ни в чем не виноваты, будут сняты все обвинения, и за сотрудничество со следствием мы избавим вас от высшей меры». Возможно, генерал сопротивлялся. Скорее всего так и было. А может, написал чистосердечное признание. Кто ж мне скажет?

Будучи Звягинцевым, я читал свидетельства побывавших в застенках КГБ, мне казалось, что рассказчики просто жути нагоняют, типа попал туда — уже не выйдешь. Там заставляют себя и друзей оговаривать, прессуют. Если сравнивать с тем, что я читал, то со мной обошлись, как с родным, даже не ударили ни разу.

А вдруг, получив то, что надо, Вавилова просто убили? Нет, им это невыгодно, им нужна показательная казнь. Скорее всего, у старика и правда не выдержало сердце.

Лиза… У кого узнать, что с ней? Я-то выживу, а как все это перенесет она?

— Мне нужно позвонить, — поднявшись, проговорил я.

— Не положено, — развел руками Кардинал. — Вот к следаку вызовут, тогда и попросишь телефон, и позвонишь.

Меня промариновали до обеда. Сперва увели щипачей, потом — Кардинала. Интересно, почему Кардинал? Цыган же, значит — барон. Какое здоровяк имеет отношение к духовенству? Или у него фамилия созвучная? Спрашивать я, конечно не стал: не мое это дело. В таких местах лучше ничего не спрашивать и о себе не распространяться.

Щипачей вскоре вернули, Кардинала — нет. Вряд ли отпустили, скорее увезли в СИЗО. И меня туда же упекут, будут мариновать там пару месяцев, если не год — дело-то сложное, запутанное.

Придется вести растительное существование, я потеряю форму и время, и когда выйду через год… Ха-ха — лет через десять не хочешь?

На очередной щелчок дверного замка я не отреагировал.

— Нерушимый! — гаркнул конвойный.

Я поднял голову. За решеткой стоял молоденький рыжий сержант, за его спиной маячили еще двое.

— На выход! Лицом к стене, руки за спину!

Я читал, что нельзя возмущаться, как бы ни была отвратительна процедура досмотра — менты ее проводят не по собственной инициативе, положено так. И злить их ни к чему.

Снова наручники и — путешествие через заснеженный двор к цоколю, в уже знакомый кабинет Быкова. Я уселся на стул напротив стола, конвойный пристегнул к кольцу, ввинченному в стол, мою левую руку и вышел из кабинета. Где-то я читал: используют именно кольцо, потому что заключенные на допросах, не выдержав пыток, могут с размаху удариться головой и убить себя обо что-то острое или угловатое.