Церковное привидение: Собрание готических рассказов

22
18
20
22
24
26
28
30

В доме было полно народу, все завтракали овсянкой. Это были соседские пастухи, двое парней из деревни, а также Джон Кер, главный егерь из Мора. Один из спасателей (его звали Роберт Тод) ответил на мой немой вопрос:

— Его самого мы не нашли, но дознались, где он может быть. Эдак в шесть утра он промелькнул на той стороне Лоу-Мосса. Я его точно узнал, больно бег приметный. Боже, вот уж прыть так прыть! Никому из нас было не угнаться. Надо бы, сэр, его осторожненько образумить; придется отправить кого-нибудь дальней дорогой вокруг холмов.

Меня совсем не привлекала «дальняя дорога вокруг холмов», но эти люди провели на ногах всю ночь, так что тягостная обязанность выпадала нам со священником. Тод согласился пойти с нами, и его молчаливые неотесанные сотоварищи изложили план кампании. С одной стороны болото Лоу-Мосс было непроходимо, с другой находился крутой уступ холма, две оставшиеся — граничили с двумя узкими долинами. Спасателям предстояло следить за долинами, а нам троим нужно было окружным путем взобраться на холм и двинуться обратно, оттесняя беглеца. Когда он окажется в кольце — болото и три группы преследователей, — поймать его не составит труда. Я взмолился, чтобы они не слишком усердствовали, а то как бы не загнать беглеца в болото. Они со смехом замотали головами: для них это было забавой, отчаянной охотой, и они думали только о том, как выполнить порученное.

К тому времени, как мы перешли вброд верховья Мора, пересекли Редскорхед и обозрели сверху зеленые пастбища на юге, я, признаюсь, не чуял под собой ног от усталости. Зрелище было прелюбопытное: если с обратной стороны гряды мы наблюдали суровые мшистые утесы с безобразными красными обрывами, то здесь перед нами расстилался пологий склон, поросший пахучими луговыми травами, где там и сям блестели мелкие прозрачные озерца. Это была другая земля, куда не досягало древнее проклятье, и мне пришла мысль, что здесь Ладло излечился бы от своей болезни. Воздух тут казался чище, небо не резало глаз, и весь мир был прост и непорочен. Мы спустились не напрямик, а вдоль небольшой речушки и подошли к заднему склону холма, противоположная сторона которого называется Моссриггинг. Я ужасно утомился, но не пал духом. Что касается священника, то он время от времени постанывал, но не произносил ни слова.

У подножия холма мы разошлись на расстояние в полмили и начали подниматься. Пока Ладло не давал о себе знать. Тод шел восточной дорогой, я центральной, мистер Олифант — западной. Не скажу, что запомнил, как мы карабкались. Я слишком отупел от сонливости и усталости, и отдаленные фигурки спутников виделись мне мелькающими в дымке. Восхождение было несложное: то невысокая трава, то низкий вереск, то широкая полоса мелких камушков. Пастух шагал легко и мерно, священник спотыкался и стонал, я, злясь на свою слабость, из чистой бравады почти бежал. О двойной угрозе — Ладло и дьяволе — я не думал, потому что слишком устал. Вскоре я забыл вообще обо всем, кроме цели поисков.

Внезапно у самой вершины я заметил в небольшой ложбинке нашего беглеца. Опустив голову, он сидел на земле, как раз на пути священника. Помню, я ужаснулся, приняв его за мертвого, и припустил рысью. Священник был уже совсем близко, но, судя по всему, не замечал Ладло. Он глядел куда-то вдаль и двигался бездумно, без цели.

О том, что произошло дальше, знаю подробно только я, хотя Роберт Тод, пастух из Нижнего Моссриггинга, готов клятвенно подтвердить основные детали рассказа. Мистер Олифант был уже в ложбине, в десяти ярдах от Ладло. Тот не двигался, но священник внезапно ощутил человеческое присутствие, поднял глаза и дернулся. Все еще до полусмерти напуганный, он повернулся, чтобы броситься в бегство, и тут произошло нечто, не поддающееся объяснению. Ладло все так же сидел, свесив голову на грудь, и одновременно он же — я это ясно различал — поднялся на ноги и вступил со священником в борьбу. Я видел, как напряглись и изогнулись в смертельной схватке запястья священника, как от усилия налилось кровью его бледное лицо. Он засучил ногами, словно попал в захват, шатнулся влево, словно его отбросили. Но боролся он с воздухом: Ладло сидел спокойно в нескольких ярдах от него.

Внезапно противоборство закончилось. Мистер Олифант пулей пролетел мимо сидевшего Ладло и скрылся за бровкой холма. Мы с Тодом от удивления приросли к месту. Потом встряхнулись и бросились к Ладло. Я услышал громкий крик пастуха: «Смотрите за Олифантом! Он свихнулся!» — и уловил в его голосе ноту сардонического веселья. Во всяком случае, бежал он не к Ладло, а к священнику и через мгновение тоже исчез из виду.

Но что бы ни произошло с мистером Олифантом, я должен был позаботиться о своем друге. Я схватил Ладло за плечо и изо всей силы потряс. Потом поставил его на ноги и отпустил, но он свалился. Это выглядело так комично, что на меня напал нервный смех; Ладло, однако, от сотрясения пришел в себя, медленно открыл сонные глаза и с серьезным видом уставился на меня. И я понял, что на меня смотрит прежний Ладло, — почему, не спрашивайте. Я знал, что болезнь его прошла, — почему, опять же не могу объяснить. Он, как сонный ребенок, потер кулаками глаза. Зевнул, печально оглядел свою мокрую и грязную одежду. И вновь с упреком посмотрел на меня.

— Что происходит? — спросил он. — Хватит гоготать, скажи, что стряслось. Что со мной было, несчастный случай?

Я осторожно ответил:

— Ничего особенного. Упал и слегка ударился, но все будет в порядке. Ты уже глядишь молодцом. — И я снова зашелся от смеха.

Ладло это, естественно, не понравилось.

— Кончай ты этот балаган! — выкрикнул он. — Я чувствую себя так, словно целую неделю не смыкал глаз, голоден как волк, и пить хочется.

Он заглотнул содержимое моей фляжки и с отталкивающей жадностью сжевал сандвичи. Потом он предложил пойти домой.

— Я устал, на сегодня с меня хватит охоты. Кстати, где мое ружье?

— Разбилось, — отозвался я, — разбилось при падении. Егерь его поищет.

И, опираясь на мою руку, Ладло неверными шагами отправился домой.

Священник (об этом я узнал от Роберта Тода и его сотоварищей), как настеганный, пустился вниз по крутому склону Моссриггинга. Тод, изо всех сил спешивший вдогонку, рассказывал, что тот катился по склону, как камень, оскальзывался, спотыкался, но ни разу не упал, избегая опасности исключительно по милости Божьей. Руки его (говорил Тод) хватались за воздух, лицом он походил на безумца. На краю болота к нему с разных сторон кинулись преследователи, которые вначале приняли его за Ладло. Убедившись в своей ошибке, они не остановились, потому что Тод отчаянными жестами призывал их бежать. Ближе всех был Джон Кер, егерь из Мора; потом он рассказывал, что с трудом заставил себя участвовать в погоне. «По мне, лучше бы иметь дело с диким бычком или взбесившимся оленем, а не с ним», — говорил он. Но не праздновать же труса у всех на глазах. Джон набросился на священника слева, остальные подскочили спереди, и Джон был опрокинут, как кегля. Это был, по его словам, не священник, а кто-то другой, рука — в два ярда, колотит — как паровой молот. Остальным преследователям повезло больше. Один схватил мистера Олифанта за правую руку, другой вцепился в полу его пальто, третий отважно поставил ему подножку, и все кубарем покатились по земле. Потасовка завязалась отчаянная. Тоду неизвестная рука поставила фонарь под глазом, еще кто-то лишился передних зубов. Яростные вопли оглашали окрестность, и все это время, по уверению участников погони, священник громко, с неслыханным в церкви пылом, возносил молитвы.

— Даруй мне мир, Господи! — восклицал он. — Забери, Господи, эту тварь! — И снова: — Отыди, сатана!