В иное время я выказал бы, возможно, некоторую досаду, но в тот момент мне было не до того: слишком уж неуютно я себя чувствовал. Мороз пробирал меня до мозга костей, а странный запах в экипаже вызывал неодолимую тошноту. Все мое тело сотрясала дрожь. Обратившись к соседу слева, я спросил, не будет ли он возражать, если я открою окно.
Он не произнес ни слова и даже не пошевелился.
Я повторил свой вопрос громче, но результат был тот же. Тогда я потерял терпение и потянул вниз раму. Кожаный ремень лопнул у меня в руке, и я заметил, что стекло покрыто толстым слоем плесени, которая, видимо, нарастала не один год. Тут я обратил внимание на то, в каком состоянии находится наш экипаж. Я осмотрел его более внимательно при неверном свете наружного фонаря. Оказалось, что он готов был не сегодня-завтра развалиться. Все в нем было не только неисправно, а просто-напросто давно обветшало. Оконные рамы расщеплялись от одного прикосновения. Кожаные прокладки сгнили и покрылись плесенью. Пол буквально разрушался под ногами. Короче говоря, весь экипаж отсырел. Видимо, его извлекли из-под навеса, где он истлевал годами, чтобы разок использовать по назначению.
Я повернулся к третьему пассажиру, к которому до сих пор не обращался, и отважился высказать еще одно замечание.
— Эта карета в плачевном состоянии, — проговорил я. — Наверное, основной экипаж в починке, а это — замена?
Он слегка повернул голову и молча взглянул мне в лицо. Этот взгляд я буду помнить всю жизнь. У меня внутри все похолодело. У меня и сейчас все холодеет внутри, когда я это вспоминаю. Глаза его горели свирепым неестественным огнем. Лицо было мертвенно-бледно, губы бескровны, поблескивавшие зубы оскалены, словно в агонии.
Слова замерли у меня на устах, душу охватил ужас — смертельный ужас. Глаза мои к тому времени привыкли к темноте, и кое-что я уже неплохо различал. Я обернулся к соседу напротив. Он тоже смотрел на меня, и я увидел ту же поразительную бледность, тот же холодный блеск глаз. Я провел рукой по лбу, повернулся к пассажиру, сидевшему рядом, и увидел… О Боже! Как мне описать то, что я увидел? Я увидел, что он не живой человек — что живой здесь только я один! На их ужасных лицах, на волосах, влажных от могильной росы, на платье, запачканном землей и разлезавшемся от ветхости, на их руках, руках давно погребенных покойников, блуждало бледное фосфорическое свечение — призрак распада. Живыми были только глаза, их ужасные глаза, и эти глаза были устремлены на меня с угрозой!
У меня вырвался крик ужаса, дикий, нечленораздельный крик, мольба о помощи и пощаде. Я бросился к дверце и безуспешно попытался ее открыть.
И в этот краткий миг, как при вспышке молнии, живо и четко я увидел свет луны в разрыве штормовых облаков, зловещий дорожный столб, похожий на предостерегающе поднятый палец, разбитый парапет, проваливавшихся лошадей, черную бездну внизу. Карету встряхнуло, как при качке на море. Потом громкий треск — невыносимая боль — и, наконец, темнота.
Мне казалось, что прошли годы, когда я пробудился от глубокого сна и увидел жену, сидевшую у моей постели. Я умолчу о последовавшей за этим сцене и перескажу в нескольких словах то, что она рассказывала мне, не переставая со слезами на глазах благодарить небеса за мое спасение. Я свалился в пропасть недалеко от того места, где старая дорога соединяется с новой. Меня спасло от верной смерти только то, что я упал на глубокий сугроб у подножия скалы. Там меня и обнаружили, когда рассвело, пастухи. Они отнесли меня в ближайшее укрытие и привели на помощь хирурга. Тот констатировал помрачение сознания, бред, перелом руки и сложный перелом костей черепа. По письмам, обнаруженным в бумажнике, установили мое имя и адрес, вызвали жену, и благодаря своей молодости и здоровой конституции я в конце концов пошел на поправку. Не знаю, нужно ли говорить, что место моего падения было в точности то самое, где девять лет назад произошло ужасное несчастье с почтовой каретой.
Я ни слова не сказал жене о своем жутком приключении. Поведал только хирургу, который лечил меня, но он счел все описанное бредом, порожденным мозговой горячкой. Много раз мы спорили и наконец, убедившись, что более не способны владеть собой во время этих дискуссий, решили прекратить их. Можете думать об этом происшествии все, что вам угодно, а я знаю определенно, что двадцать лет назад был четвертым пассажиром в карете-призраке.
The Phantom Coach, 1864
перевод Л. Бриловой
СЭБАЙН БЭРИНГ-ГУЛД
Весьма авторитетный в Викторианскую эпоху ученый-филолог, агиограф, историк, фольклорист и плодовитый романист (в частности, «Мехалах», 1880, «Фробишеры», 1901). Библиография трудов Бэринга-Гулда насчитывает свыше 500 публикаций — среди них такие значительные исследования, как «Книга оборотней» (1865) и «Примечательные мифы Средневековья» (1866–1868). Автор широко популярного религиозного гимна «Вперед, христианские воины!» (1871) на музыку Артура Салливана. Главным жизненным свершением считал запись и издание народных песен Девоншира и Корнуолла (первый сборник вышел под названием «Песни Запада»; 1889–1891).
Учился в Кембридже, в 1864 г. принял духовный сан и стал викарием в Хорбери (графство Йоркшир). В 1868 г. женился на 16-летней неграмотной работнице Грейс Тейлор, за обучение которой ревностно взялся: этот брачный союз (по некоторым сведениям, вдохновивший Джорджа Бернарда Шоу на создание «Пигмалиона») продолжался 48 лет. Отец 15 детей, их воспитанием, очевидно, интересовался мало (согласно анекдоту, однажды на детской вечеринке он спросил девочку: «Чья ты дочка?» Та, расплакавшись, ответила: «Твоя, папа»), В 1881 г. вернулся в родовое поместье Лью-Тренчард (графство Девоншир), где служил приходским священником.
Внук Сэбайна Бэринг-Гулда — Уильям Стюарт Бэринг-Гулд (1913–1967) известен как автор нашумевшей вымышленной биографии «Шерлок Холмс с Бейкер-стрит: Жизнь первого в мире детектива-консультанта» (1962).
Предлагаемый рассказ вошел в сборник Сэбайна Бэринг-Гулда «Книга привидений» («А Book of Ghosts», 1904), отмеченный привлечением фольклорных мотивов и широким использованием этнографического материала — характерных особенностей языка и быта сельских жителей.
Тетка Джоанна
Есть в Лендс-Эндском округе небольшое село Зеннор.[155] Да и не село это вовсе, а разбросаны там-сям фермы, да кое-где жмутся в кучу хибары. Края эти суровые, слой почвы всего ничего, а в тех местах, где дуют с океана жестокие ветра, наружу проступает голый гранит. Если и росли здесь когда-то деревья, то их сдуло напрочь бешеными порывами; а вот золотой утесник ветра не боится, его царственной мантией окутана вся пустошь, и еще косогоры покрывает вереск, в конце лета сплошь розовый, а зимой бурый — ни дать ни взять мягкий, теплый полог из меха.
ebooksa