Рука его осторожно продвигалась вниз.
На этот раз Пенелопа сделала попытку его оттолкнуть.
— Нет! — прошептала она, но он не дал ей ничего больше произнести, закрыв рот поцелуем.
Не обращая внимания на протесты, левой рукой Дион скользнул за пояс ее джинсов и коснулся прохладного шелка трусиков.
— Нет, — произнесла она твердо, отклонилась назад и убрала его руку со своей талии.
— Хорошо, хорошо, — пробормотал он, слегка отстраняясь. Его лицо горело, он тяжело дышал. — Извини, — произнес он отнюдь не извиняющимся тоном.
Его сознание как бы раздвоилось. С одной стороны, юноша был смущен этой первой в жизни попыткой, даже самим фактом попытки, и еще в большей степени тем, что получил такой резкий отпор. С другой стороны, где-то глубоко в подсознании он негодовал на ее отказ, на ее поведение, на нее саму. Ему вдруг захотелось ее ударить, сделать ей больно, ощутить в момент удара тепло ее эластичной кожи. Он готов был повергнуть ее вниз, на эти камни и взять силой, чтобы она закричала от боли, страха и вожделения.
Обнаружив, что руки сжаты в кулаки, он выпрямил пальцы, тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение.
Что с ним происходит?
Пенелопа встала, поправила волосы и футболку.
— Уже поздно.
Молодой человек кивнул, и они вошли в дом.
Матери проводили его до дверей, чтобы попрощаться. Дион поблагодарил их за чудесно проведенное время.
— Может быть, вы придете к нам в гости в субботу? — ласково спросила мать Дженин.
Дион достал из кармана ключи от машины и посмотрел на Пенелопу. Та отвернулась.
— Хорошо, — проговорил он. — Спасибо. Я был бы очень рад.
Пенелопа заперлась в ванной. Ей хотелось плакать. Ну почему в жизни все так ужасно несправедливо? Она спустила трусики и, отмотав примерно с метр туалетной бумаги, сложила ее вдвое. Почему, черт возьми, этот период начался у нее именно сейчас? Она извлекла испачканную прокладку, скомкала и швырнула в урну.
Девушка вспомнила восхитительное ощущение руки Диона на своей груди, его язык у себя во рту, твердый член между своих бедер. Она хотела Диона, когда его пальцы скользнули в брюки, она жаждала, чтобы они коснулись ее вагины.
— Ну почему я не в порядке именно теперь?
Она посмотрела на кровь, пропитавшую белую тонкую бумагу. В принципе она ненавидела периоды недомогания, ненавидела боль и дискомфорт, непременные прыщи и смену настроения, но сама по себе кровь ее не беспокоила. Во всем этом довольно противном процессе фактически только смена прокладок доставляла ей какое-то удовольствие.