— Не знаю, — призналась Пенелопа.
Они подошли к дивану и сели — не рядом, но и не в противоположные концы, и Кевин мгновенно отреагировал на то, что их руки почти соприкасаются.
Он хотел ее тоже.
Да, он должен в этом себе признаться. Ему нравилась Пенелопа, и в его отношении к Холбруку, наверное, присутствовала и ревность.
Он чувствовал себя виноватым из-за того, что желал ее. Ведь она была девушкой Диона, и ему казалось, что нехорошо отбивать возлюбленную у друга, даже если тот превратился в чудовищного бога.
Да и как отобьешь? Она, наверное, до сих пор любит Диона.
Он посмотрел на Пенелопу, затем глянул в коридор и нахмурился. Что-то не так. Он не знал что, но внезапно его охватила тревога.
— Джек, — быстро произнесла Пенелопа, будто прочитав его мысли.
Вот именно, Джек.
Полицейский перестал кричать.
Кевин поднялся. Это могло быть простым совпадением. Конечно, Джек мог заснуть, устать… но Холбрук находился внизу уже много дольше, чем обещал, — а он говорил, что вернется через минуту, — и Кевин чувствовал, что случилось что-то серьезное.
Он повернулся к Пенелопе, которая тоже встала.
— Где ключи? — спросил он. — Ключи от нашей машины, от «мерседеса»?
— У меня в кармане. — Она встретилась с ним взглядом.
— Будь наготове, — сказал он и медленно двинулся по коридору, прислушиваясь. Ни единого звука не раздавалось, в доме стояла гробовая тишина, и это его пугало. Он хотел было попросить Пенелопу выйти во двор, завести машину и быть готовой ехать немедленно, если выяснится, что с Холбруком что-то случилось —
Они подошли к лестнице, ведущей в подвал.
Внизу было темно.
— Холбрук! — позвал он.
Нет ответа.
Он посмотрел налево, в дальний конец коридора, и только тут заметил, что дверь в спальню, которая должна была быть заперта, сейчас полуотворена. Между дверью и косяком проникал оранжевый луч закатного солнца.