– И, как будто зажигая спички! – Чуркин специально поднял голос и последней строкой четверостишия буквально оглушил Кароля. – Говорю любовные слова! Чем тебе не нравится мое пение, милый?
Иван наконец-то собрался с силами и, в мужественном рывке, сел на кровати.
– Голова раскалывается. Есть похмелиться?
– А то, как же! – Борис исчез и спустя несколько секунд торжественно внес в комнату, наполненную до половины стограммовую рюмку. – Кто ж о тебе позаботится, как не я? Выпей, Ваня, сразу полегчает! Может огурчика малосольного сообразить?
– Какой к черту огурчик?! – Кароль одним ударом выбил рюмку из рук любовника. – Что это? Во рту только поганить. Бегом в магазин. Одна нога здесь – другая там!
– Грубо, – констатировал Борис, усаживаясь на кровать. – Ты, Ваня, невоспитан, очень груб. Настоящее животное и… Это мне нравится!
Чуркин неожиданно навалился на Кароля и, осыпая его шею жадными поцелуями, заставил лечь. Пухлая ручонка старого гомосексуалиста скользнула по промежности партнера, погладила живот, возвратилась обратно, чтобы исследовать межноговое хозяйство Ивана досконально.
– Я хочу тебя, Ваня! – задыхаясь от страсти, шептал Борис. – Если бы ты только знал, как я… тебя… хо-о-о-чу-у-у…
Возбуждение, охватившее Кароля, боролось с тяжелейшим абстинентным синдромом. Победил синдром. Иван столкнул Чуркина на пол и тот, падая, сбил стоявшие у кровати пустые бутылки.
– Потом! – крикнул Кароль, одергивая свитер. – Потом, я сказал! Сейчас настроения нет…
Растерянный и несчастный Борис поднялся.
– Скотина! Тебе бы только нажраться…
– Брось, Боря, не обижайся на меня дурака, – Иван протянул руку и нежно потрепал дружка по седому стриженому загривку. – Ты же знаешь: мне на улицу нельзя. Соседи увидят, толки пойдут. Эх, почему мы не живем в цивилизованной стране, где сексуальные меньшинства имеют равные права со всеми остальными? Что плохого в чистой и преданной мужской любви?
– Что плохого? – эхом повторил Чуркин, жалобно всхлипывая.
– Ну, так метнешься в «Гастроном»? По рюмочке выпьем, видик посмотрим. Твою любимую киношку. Ну, с теми мальчишками, что разные разности вытворяют…
– Правда? – ожил Чуркин. – Правда?!
– Конечно, – Иван порылся в кармане брюк и дал деньги на выпивку. – Давай, шалун! Спеши, пока я не остыл!
Борис быстро оделся, чмокнул Кароля в небритую щеку.
– И золотеющая осень, в березах убавляя сок, – донеслось из коридора. – За тех, кого любил и бросил, листвою плачет на песо-о-ок! Я скоро, милый!
Дверь захлопнулась.
ebooksa