Платон бросился на кухню и выдернул из пластмассовой стойки самый большой нож. Не добившись толку от огня, он решил действовать мечом. Если этот вариант хоть как-то проймет мерзкий ботинок, останется достать из ящика с инструментами аккумуляторную пилу «Бош» с твердосплавным диском и порезать ботинок на тонюсенькие ремешки.
Являясь по роду деятельности профессиональным колдуном, Дашутин верил в магию, но еще больше верил в хороший лом, против которого нет приема. Он обошел стол с грацией и ужимками Стивена Сегала, готовящегося к нападению. Нацелил лезвие в самую уязвимую часть ботинка – носок и размаха обрушил нож на противника. Лезвие отскочило от глянцевой поверхности, не причинив ботинку ни малейшего вреда, чего было нельзя сказать о Платоне. Его ладонь соскользнула с пластмассовой рукоятки. Возглас разочарования сменился воплем боли.
Нож упал на пол, а Дашутин с порезанной ладонью бросился в спальню, чтобы вооружиться каминной кочергой. Его путь был отмечен каплями крови, которые, падая на паркет, превращались в маленькие звездочки. Кипевшая в каждой клетке тела ярость сосредоточилась в руке, сжимавшей кочергу. Что касается силы удара, то в этом Дашутин превзошел сам себя, а вот меткость оставила желать лучшего. Кочерга сделала глубокую вмятину на полированной крышке стола всего в сантиметре от ботинка.
– Су-у-у-ук-а-а-а!
Если бы у Платона были соседи, их обязательно переполошил этот вой. Однако маг выбрал для строительства загородной резиденции самое пустынное место и своим криком не мог привлечь внимания посторонних. Новый удар тоже не блеснул точностью. Пострадал только телефон. Куски его корпуса и медно-алюминиевые кишки разлетелись по всему кабинету. Дашутин понял, что зашел слишком далеко, отшвырнул кочергу.
– Я схожу с ума? – спросил он плаксивым голосом у люстры на потолке. – Или просто нервничаю? Спокойно, Платон. Возьми себя в руки. Будь мужиком. Пойми: этой твари только и надо, чтобы ты запаниковал, потерял голову и начал делать необдуманные поступки. Спокойно, дружище.
Последнюю фразу он произнес довольно ровным тоном. Если ботинок стал для кого-то средством поквитаться с ним, то избавится от наваждения можно только имея холодную голову…
– Чистые руки, – усмехнулся Дашутин, цитируя слова Феликса Эдмундовича. – И горячее сердце.
Он достал из кармана брюк носовой платок. Уселся в кресло и перебинтовал ладонь. Вместе со спокойствием начали приходить идеи. Одна из них Платону понравилась. Ее недостаток был лишь в том, что почта в ближайшем райцентре была уже закрыта. Военные действия против ботинка отняли слишком много времени. За окнами стемнело. Оставалось только поосновательнее приготовиться к ночи, которую придется провести наедине с ботинком. Первым делом Дашутин проверил замок двери в спальню. Он работал. Осталось самое неприятное. Собрав в кулак всю силу воли, Платон двумя пальцами взял ботинок за язычок, отнес в коридор и запер в стенном в шкафу, для большей надежности подперев его дверцу тяжелым ящиком с инструментами.
– Спокойной ночи, урод!
Отделавшись, таким образом, от назойливого квартиранта, Дашутин заперся в спальне, и улегся на кровать, не снимая одежды. Несмотря на все треволнения дня и усталость спать не хотелось. Платон ворочался и думал о запертом в шкафу ботинке. Как он там? Строит новую каверзу или решил отложить генеральную битву до утра? Часовая и минутная стрелки настенных часов соединились на цифре «двенадцать». Дашутин напрягся, наблюдая за тем, как к стрелкам подползает их тонкая товарка. Загадал: если ровно в полночь ничего не произойдет, дальше все будет просто превосходно. Губы Платона уже готовились изогнуться в победной улыбке, когда из коридора раздался грохот. Судя по всему, упал ящик с инструментами. Ботинок выбирался из своей темницы.
Дашутин с трудом удержался от желания выпрыгнуть в окно и помчаться, куда глаза глядят. Ни в коем случае! В темноте и глухомани ботинку будет гораздо проще с ним разобраться. Оставалось только одно – дождаться утра. Платон уселся в кресло, положил на колени кочергу и прислушался. Тишина в доме была настолько полной и плотной, что, казалось, ее можно пощупать руками.
Через два часа у Дашутина затекла спина. Он пошевелился и скривился от боли. Что если грохот ящика с инструментами был всего лишь слуховой галлюцинацией? Еще через час Платон был почти уверен в этом. Визит бомжа и все попытки разобраться с ботинком силовыми методами были всего лишь цепью случайностей. Начитавшись чепухи о духах, он был настолько взвинчен, что порезал себе руку и разбил телефон. А бомж… Просто увидел машину возле свалки и решил на этом подзаработать. Все правильно. Проще пареной редьки. И нечего валять дурака, разыгрывая из себя жертву взбесившегося ботинка. Платон встал и двинулся к двери. Не выпуская из руки кочерги. На всякий случай. Повернув ключ в замке, он приоткрыл дверь и осторожно высунул в щель голову. Часть коридора, в которой находился шкаф, просматривалась с этой позиции хорошо. Настолько, что Дашутин увидел рассыпанные по полу инструменты и распахнутые створки шкафа. Не галлюцинация. Ботинок выбрался из темницы.
Платон дернул за дверную ручку, но дверь почему-то не закрывалась. Опуская глаза вниз, Дашутин заранее знал, что там увидит, и не ошибся. Ботинок успел втиснуться между дверью и косяком. Его темное чрево напоминало вход в иное измерение.
Вместо того чтобы бежать, Платон присел на корточки. Дыра, поначалу не превышавшая в диаметре восьми сантиметров стремительно росла. Дашутин слишком поздно понял, что уже стоит на краю круглого колодца. Он попятился, но нога сорвалась вниз. Платон покатился по гладкой, идущей под уклон поверхности и оказался в полной темноте, насквозь пропитанной запахом обувной кожи. Он поднял голову вверх и увидел два, идущих параллельно ряда круглых отверстий. Дыры для шнурков. Итак, он превратился в лилипута, попавшего в башмак Гулливера. Констатировав этот факт с идиотским спокойствием, Платон вновь посмотрел на дыры. Главным на данный момент был только один вопрос: куда подевались сами шнурки? Только ответив на него, можно будет решать, как жить дальше. Платону не пришлось долго ломать голову. Он почувствовал, что его ног касается нечто гибкое, с шершавой поверхностью. Разглядеть, что-либо во мраке было нельзя, но Дашутину вполне хватало осязания для того, чтобы понять: шнурки покинули насиженные места не случайно. Они выползли из дыр, чтобы стать гигантскими удавами и придушить его, как кролика.
– Н-н-н-е-е-т!!!
Отчаянный вопль Платона рассеял мглу. Она взорвалась багровым светом. Дашутин бежал по тоннелю, стены, потолок и пол которого были живыми. Липкие, покрытые синеватыми прожилками, они шевелились. Сжимались и раздвигались, выплескивая из черных дыр своей ноздреватой поверхности бледно-зеленую жидкость. Когда ее брызги попали Платону в глаза, их обожгло как огнем. Кислота? Щелочь? Нет, черт возьми! Для этой гадости существовала более точное определение – желудочный сок!
Эти мысли вихрем проносились в голове Дашутина, а позади, всего в нескольких шагах за спиной раздавалось сочное хлюпанье ползущих шнурков-змей. Платон находился внутри огромного желудка, ненасытной утробы, которая собиралась его переварить.
Бежать стало труднее. Не потому, что ноги проваливались в студенистую субстанцию, а оттого, что дорога пошла в гору. В последнем, отчаянном рывке, уже карабкаясь на четвереньках, Дашутин добрался до края колодца, в который недавно упал. Позади раздался свист и щиколотку обвил шнурок-удав. Он со страшной силой потянул ногу вниз. Однако Платон был слишком близок к цели, чтобы сдаться просто так, за здорово живешь. Мокрые от зеленой слизи пальцы вцепились в край колодца и… Дашутин вывалился на свою кровать.
В окна спальни заглядывал хмурый рассвет. Платон поднес ладони к глазам. Никакой мерзкой слизи. Обычный пот. Почувствовать облегчение окончательно мешала тяжесть в ноге. Именно в том месте, где ее обвил шнурок-удав. Дашутин медленно поднял голову. Его левая нога была босой, а на правой красовался ботинок со шнурком, завязанным, по всем правилам, на двойной бантик.
ebooksa