Лабиринт Страха

22
18
20
22
24
26
28
30

Предатели держались по-разному. Одни, молча покорившись судьбе, клали головы на плаху. Другие, размазывая сопли и слезы, умоляли их пощадить. Таких толпа высмеивала больше всего. Были и те, кто перед тем, как подставить шею под топор, сыпали проклятиями. Один из таких мне особенно запомнился.

Это был низкорослый лисолюд. Худой и щуплый. Но при этом двоим крепким стражникам стоило труда сдерживать его. По толпе прошел шепоток, мол, это один из ближайших соратников Шустра.

Я поморщился. Если этот лисолюд именно тот, за кого его принимают было бы правильным повременить с его казнью. Руку даю на отсечение, ему многое известно о делишках господина. Хотя, о чем это я? Наверняка на этом лисе висит целая связка всяких клятв. Да и Хлад не дурак, вряд ли бы отдал такого пленника палачу. Если он здесь — значит, допросы ничего не дали.

Лис, удерживаемый двумя стражниками, приблизился к плахе и вдруг, резко дернувшись, громко выкрикнул:

― Глупые черви! Ваши дни сочтены! Вы посмели пойти против воли нашего повелителя! ― Запрокинув голову, он зло расхохотался: ― Грязные черви! Он придет, чтобы отомстить за своих слуг! Бойтесь, трепещите! Он уже близко! Никто не спрячется от его взора! ― Лисолюд обвел горящим взором толпу и с надрывом воскликнул: ― Я вижу перед собой мертвецов! Вам кажется, что вы победили?! Глупые черви! Вы все умрете! Час расплаты уже близок!

Лис явно входил во вкус. Он хотел еще что-то сказать, но сперва опешившие от его напора стражники, наконец, взяли себя в руки и потащили крикуна к палачу. Несколько мгновений борьбы, длинный взмах топора и голова предателя упала в широкую корзину, стоявшую перед плахой.

Некоторое время над пустырем висела вязкая тишина. Народ явно находился под впечатлением.

Молчание нарушил зычный выкрик.

― Мерзкий предатель собственного народа! Туда тебе и дорога!

Толпа, словно очнувшись от тяжелого сна, поддержала крикнувшего громким одобрительным гулом. Отовсюду на голову темных ренегатов сыпались ответные проклятия.

Всего палач за время казни взмахнул топором двадцать семь раз. Когда, был казнен последний предатель, я с облегчением выдохнул и хотел было покинуть это отвратительное место, как вдруг гудевшая до этого толпа постепенно замолчала.

Над пустырем снова повисла напряженная тишина. Стражники вели новых приговоренных к смерти.

Я страдальчески взглянул на Боровика. Друг лишь пожал плечами, мол, раз пришел, значит, терпи до конца. На что я тяжело вздохнул. Придется.

Все это время по толпе ходили шепотки. Народ говорил о каких-то «клыках». Причем о приговоренных не отзывались плохо. Даже уважительно. По крайней мере, я не чувствовал враждебности к новоприбывшим. Мне и самому стало любопытно.

Тем временем процессия с новыми приговоренными приблизилась к насыпи, и я смог, наконец, разглядеть кого там привели. Хех… Мне хватило одного взгляда, чтобы узнать первого идущего. Это был лис-альбинос, телохранитель Мудра Белобрюха. Его некогда белоснежная шерсть сейчас превратилась в один сплошной красно-бурый колтун. Морда опухла до неузнаваемости. Левый глаз заплыл совсем, правый ― едва просматривался через узкую щелку. Половина правого уха отсутствовала. Следом за ним шагали еще полтора десятка лисов. Их состояние было не лучше.

Как и альбиноса, я узнал их всех. Все телохранители Белобрюхов. Правда, в зале совета их было больше. Похоже, выжили самые сильные. Все высокие, широкоплечие. Уровни за двадцать. Они здорово отличались от остальных лисолюдов.

Когда приговоренные взобрались на насыпь, вперед неожиданно выступил Хлад Краснолап и поднял над головой обе руки, призывая толпу замолчать. Разговоры и шепотки прекратились. Наступила гробовая тишина, лишь изредка нарушаемая шелестом листвы и пением лесных птиц.

― Братья и сестры! ― торжественно провозгласил Хлад. ― Мерзкие предатели казнены!

Народ одобрительно загалдел. Но ненадолго. По взмаху рук Хлада, пустырь снова накрыла тишина.

― Но мы не закончили! ― продолжил он и полуобернулся в сторону пленников. ― Эти воины тоже сражались против нас!