Демоны пустыни

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я и говорю. Ты здесь ко всему привыкла. Зачем нам забирать тебя отсюда?

– Мяу, – согласилась она.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – ответил я, поставил в угол зонт, подошел к холодильнику и открыл дверцу.

– Так, есть кефир, а есть молоко. Чем мне тебя угостить?

– Мя-я-я-у! – прыжок мне на спину был такой силы, что я склонился, едва не ударившись носом о полку холодильника.

– Ты что?! – громко спросил я у наглой морды, повисшей у меня на плече. Я стянул со спины мохнатый теплый комочек и взял на руки. – А если бы я упал?

– Мяу… – грустно промурлыкала кошка и вдруг потянулась лапой к бутылке молока.

– Эх, – вздохнул я. – Могла бы сразу сказать, что не любишь кефир.

Вдруг руки сами собой повисли плетью у меня вдоль туловища. Кошка, испугавшись не меньше моего, ловко сгруппировалась, приземлилась на все четыре лапы и удивленно посмотрела на меня. Я упал на колени, глядя на нее в упор. Изумрудные глаза, не моргая, смотрели прямо в мои, будто чего-то ожидая. Войди сейчас на кухню отец, он увидел бы весьма странную картину: непонятно откуда взявшийся питомец, так еще и без того ненормальный сын стоит на четвереньках, уставившись на рыжую гостью.

– Ты что, меня понимаешь?!

– Мяу! Мяу!

– А, не ты меня, а еще и я тебя, – я резко выдохнул и провел по вспотевшему лицу рукой. – Так, спокойно. Ты хочешь сказать, что я еще и с животными умею разговаривать?

– Мяу, – она кивнула и села, поджав под себя хвост.

– Так, тихо. Все хорошо. Я не сумасшедший. Но кажется, я правда тебя понимаю. А может, это ты особенная, а не я?

– Мяу.

– Не знаешь. Ну, я тоже. Но я же не понимаю лай каждой встречной собаки, – размышлял я вслух, а кошка тем временем оперлась лапами на холодильник, показывая, что молока я ей так и не дал.

Я попытался встать и тут же ударился головой, совсем забыв, что дверца холодильника открыта.

– М-м-м, – протянул я, растирая рукой ушибленное место.

– Мяу!

– А! Тебе смешно! – сказал я и улыбнулся. Погладил кошку между ушей, выпрямился, на сей раз глядя, где находится дверца, и наконец достал злополучное молоко.