— Мое разрешение, вы сказали? Вы поразительно самоуверенны. Не говорите мне более о вашем друге. Да уж не за Уэнлока ли вы просите? Впрочем, мне всё равно, только замолчите.
— Вы на меня обиделись, сударыня?
— Это не важно, сударь.
— Нет, важно.
— Вы удивляете меня, Эдмунд.
— Я и сам поражен своей дерзостью. Приношу свои извинения.
— О, пустяки! Прощайте, сударь.
— Не покидайте меня в гневе, сударыня. Я не вынесу этого. Быть может, я нескоро увижу вас вновь.
Он выглядел таким удрученным, что, обернувшись, она сказала:
— Конечно, я прощаю тебя, Эдмунд. Мне небезразлична твоя судьба, но ты, кажется, более озабочен чужими делами, нежели своими собственными. Прощай! — произнесла она со вздохом.
Эдмунд с нежностью посмотрел на нее и, приблизившись, легко коснулся ее руки. Признания рвались из его уст, но, тотчас опомнившись, он сдержался, глубоко вздохнул, отступил на шаг и, низко поклонившись, быстро пошел прочь.
Она свернула на другую аллею, он же, возвратившись в дом и поднявшись в свою комнату, упал на колени и принялся горячо молиться о благоденствии всей семьи своего покровителя. С невольными слезами произнес он имя прелестной Эммы, с которой ему предстояло разлучиться столь внезапно, а возможно, и навсегда. Наконец он заставил себя успокоиться, еще раз явился к барону, пожелал ему спокойной ночи и снова направился в зловещие комнаты.
В покои он спустился уже собранным в путь, торопливо и остерегаясь посторонних глаз; там он, как всегда, помолился, и вскоре к нему постучался Освальд. Они вдвоем обсуждали занимавший их вопрос, пока не пришел Джозеф с остальными вещами Эдмунда и легким ужином, чтобы юноша подкрепился перед дорогой. Эдмунд обещал при первой возможности послать весточку о себе и о том, как обстоят его дела. В двенадцатом часу они услышали те же стоны в нижних покоях, что и накануне, но, поскольку были к этому готовы, на сей раз не испытали столь сильного потрясения. Освальд перекрестился и произнес молитву за упокой неприкаянной страждущей души, помолился он и за Эдмунда, поручая его божественной защите. Поднявшись с колен, он обнял юношу, который ласково попрощался с ним и со своим другом Джозефом. Молча, крадучись прошли они по длинному коридору, так же осторожно спустились по лестнице, в глубоком молчании пересекли залу, едва дыша, боясь, что их услышат. Створка дверей не сразу, с большим трудом поддалась их усилиям, ворота тоже долго не открывались; наконец они благополучно добрались до конюшни. Здесь друзья вновь обняли Эдмунда и пожелали ему доброго пути.
Он сел на своего коня и поскакал к хижине Уайетов; на его окрик у дверей тут же ответили. Через несколько минут к нему вышел Джон.
— Как! Это вы, мастер Эдмунд?
— Тише! Не называй меня по имени. Я еду по особому делу и не хочу, чтобы меня узнали.
— Поезжайте вперед, сэр, я скоро вас нагоню.
Эдмунд последовал совету Джона; так они вдвоем отправились на север. Тем временем Освальд и Джозеф в молчании вернулись домой и разошлись по своим комнатам, никого не заметив и никем не замеченные.
На рассвете Освальд решил подбросить послания тем, кому они предназначались; обдумав дело со всех сторон, он отважился на смелый шаг в надежде как-нибудь оправдаться, если его застигнут врасплох. Воодушевленный успехом ночного предприятия, он на цыпочках зашел в спальню к мистеру Уильяму, оставил рядом с ним на подушке письмо и неслышно удалился. Внутренне возликовав, он попытался было проникнуть и к барону, но покои последнего оказались заперты изнутри. Удостоверившись, что этот план не удался, Освальд дождался часа, когда лорд Фиц-Оуэн спускался к завтраку, и положил письмо вместе с ключом от восточных покоев на столе.
Вскоре он увидел, как барон входит в столовую; он расположился так, чтобы всё слышать, оставаясь при этом незамеченным, и принялся ждать, когда его позовут. Барон сел за стол, увидел письмо, адресованное ему, вскрыл его и, к своему величайшему удивлению, прочел:
ebooksa