Роза Марена

22
18
20
22
24
26
28
30

— Есть кто дома, девчонки?

Он дал им время, медленно досчитав до двадцати. Его отец шептал, что это ловушка, — именно такая, какую он сам бы устроил в подобной ситуации: заманить подонка внутрь, заставить его поверить, что здесь пусто, а потом обрушиться на него, как груда кирпичей. И это верно, ловушку такого сорта он наверняка бы устроил сам, только… здесь ее не было. Он был почти уверен в этом. Дом пуст, как банка из-под пива.

Норман сунул карточку в прорезь. Раздался один-единственный громкий щелчок. Он вытащил карточку, повернул дверную ручку и вошел в переднюю «Дочерей и Сестер». Слева от него послышался тихий ровный звук: миип-миип-миип. Это была сигнализация от замка. Надпись «Входная дверь» вспыхивала и гасла в окошечке.

Норман бросил взгляд на листок бумаги, который взял с собой, ему потребовалась одна секунда, чтобы удостовериться, что он правильно запомнил номер, и набрал 0471. Еще одно мгновение, от которого у него замерло сердце, и сигнализация продолжала свое миип-миип, а потом смолкла. Норман выдохнул воздух из легких и закрыл за собой дверь. Он отключил сигнализацию, даже не думая об этом, — просто сработал полицейский инстинкт.

Он огляделся, отметил для себя лестницу, ведущую на второй этаж, а потом прошел в главный холл. Просунул голову в первую комнату по левой стороне. Она была похожа на класс для школьных занятий — в одном конце стояли сдвинутые в кружок стулья и классная доска. На доске были написаны слова: «Достоинство», «Ответственность» и «Вера».

— Слова мудрости, Норми, — заметил Фердинанд. Он снова очутился на руке Нормана — словно по волшебству. — Слова мудрости.

— Как скажешь, по мне — все тот же старый хлам. — Он огляделся и возвысил голос; разрывать криком эту кажущуюся какой-то пыльной тишину было бы нелепо, но мужчина должен делать то, что положено мужчине.

— Хелло? Есть здесь кто-нибудь? «Мидленд Гэз»!

— Хелло? — крикнул Фердинанд с его ладони, насмешливо-придурковато оглядываясь по сторонам своими пустыми глазницами. Он перешел на немецкую речь, которой бывало пользовался отец Нормана, когда напивался. — Хелло, вас ист дас, Чолли?

— Заткнись, ты, идиот, — пробормотал Норман.

— С-слушаюс-с-сь, сэр, — отреагировал ze bool и тут же замолк.

Норман внимательно огляделся, а потом пошел по коридору мимо других комнат — гостиной, столовой, еще одной, смахивающей на маленькую библиотеку, — но все они были пусты. Кухня в конце коридора тоже оказалась пуста, и теперь перед ним встала новая проблема: куда ему идти, чтобы найти то, что он ищет?

Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться (и отогнать головную боль, пытавшуюся вернуться). Ему хотелось курить, но он не смел: у них могли быть здесь включенные дымоуловители, способные завыть при первой же струйке табачного дыма.

Он снова глубоко вдохнул, наполнив до предела воздухом легкие, и понял, что за запах тут был — не пыли, а запах женщин, которые долгое время варились в собственном соку; женщин, которые связали себя общим саваном праведности в попытке отгородиться от реального мира. Это был запах крови и промываний, саше и лака для волос, дезодоранта и духов с разными блядскими названиями, вроде «Мой грех», «Белые плечи» и «Наваждение». Это был запах тех овощей, которые они ели, и запах фруктового чая, который они предпочитали другим сортам. В итоге запах был каким-то дрожжевым — что-то вроде результата брожения, который не могла истребить никакая чистка: запах женщин без мужчин. Неожиданно этот запах заполнил его ноздри, заполнил глотку, заполнил легкие, заткнув ему рот, вызвав дурноту, и чуть не удушил его.

— Возьми себя в руки, Чолли, — сказал Фердинанд. — Все, что ты чуешь сейчас, — это вчерашний соус спагетти! Я имею в виду «Наслаждение сыром»!

Норман выдохнул воздух, снова сделал вдох и открыл глаза. Соус спагетти, да. Пахнущий как кровь. Но на самом деле всего-навсего соус спагетти.

— Прости, я что-то на минутку расклеился, — сказал он.

— С кем не случается, — участливо произнес Ферд, и его пустые глаза теперь, казалось, выражали сочувствие и понимание. — В конце концов, именно в таких местах Цирцея превращает мужчин в свиней. — Маска вертелась на запястье Нормана, словно осматривая помещение своими пустыми глазницами. — Дас ист то самое место.

— Что ты там болтаешь?

— Ничего. Не обращай внимания.