Стигмалион

– Избегать триггеров, – повторила она.

– Именно. Я не хочу слышать лай собак и видеть Долорес Макбрайд.

– Это будет сложно, учитывая, что она теперь живет в нашем доме, этажом ниже… Прямо под нами.

– Что, прости? – вытаращился я.

– Вильям, не смотри на меня так, как будто это я ее сюда поселила!

– Проклятье! И надолго она здесь?

– Я н-не знаю, – совсем сникла сестра.

– Надеюсь, ненадолго, иначе кому-то из нас придется менять жилье. И, скорее всего, это буду не я.

* * *

После вечеринки, ближе к трем утра, меня поджидали три обескураживающие новости. Первая – Айви уснула на моей кровати, и мне пришлось довольствоваться диваном, засыпанным крошками от чипсов. Мы могли по три раза на день заниматься с ней любовью, но никогда не засыпали в одной кровати, чтобы случайно не прикоснуться друг к другу.

Вторая – кто-то обблевался в ванной комнате и убирать пришлось мне.

И третья – когда я вышел с сигаретой на балкон, тишина стояла мертвая. Ни проезжающих мимо машин, ни завываний ветра, ни визга диких лисиц, которые приходили в город ночью. И в этой тишине отчетливо был слышен чей-то плач. Сдержанные всхлипывания и глубокие вздохи – так дышат, когда очень-очень хотят успокоиться…

Я перегнулся через перила, вглядываясь в полумрак. На балконе нижнего этажа, прямо подо мной, в скупом сиянии ночных фонарей сидела Долорес Макбрайд и плакала.

Я удивился так, что позабыл про сигарету. Вспомнил о ней, когда начал дымиться фильтр. Швырнул окурок в темноту и он, кувыркаясь, полетел вниз и рассыпался на земле искрами. Скрипнула дверь этажом ниже, и балкон опустел.

Да ладно. Наверное, мне послышалось.

Чудовища не плачут.

18

Спасение

2009 год, мне шестнадцать лет

Я впечатал этого подонка в борт, а потом разбил ему лицо хоккейной клюшкой. Игру остановили, меня отправили на скамейку до конца игры, а Расмуссена увезли на скорой. Отличное завершение сезона. Ну, не считая того, что мать плачет второй день…

Мои родители всю жизнь поощряли мои занятия хоккеем. Я пошел в спортивную школу в шесть лет. Мне нужна была социализация, нужны были друзья, нужен был спорт, чтобы снимать стресс и не быть размазней. И хоккей был одним из тех немногих видов спорта, где мне не пришлось бы носиться по полю в коротких шортах и майке, рискуя заработать ожоги от прикосновений с другими игроками. Я выходил на лед, завернутый в экипировку с ног до головы. В ней я чувствовал себя защищенным, свободным, таким, как все. Если бы у меня забрали хоккей, у меня бы забрали жизнь.