— Он меня заберет, — понял Костя, — и там меня будут мучить, и нет ничего другого, более сильного. Это — абсолют боли. Человеку не дано этого понять, пока он сам не столкнется с этим. В глазах у него поплыло. Его будто поили каким-то непонятным напитком, сделанным из выдернутых нервов, содранной кожи, крови, вылитой из вынутого руками сердца.
— Билетик, — произнес Костя, судорожно вдыхая воздух.
Тут произошло странное. Время еще более замедлилось. Тетечка, что содрогалась от невиданной боли, нанизанная на ноготь кондуктора, остановилась. Костя увидел время — оно было густым и неравномерным, структурированным. У него возникло ощущение, что все это он уже знал — когда-то давно, быть может, в другой жизни. Окна в тот момент прояснились, и там уже не было тьмы. Он увидел станцию — и на ней — множество людей. Но это были и люди, и не люди. У одних были лишние части тела, у других лица были перекошены какими-то уродливыми рудиментами. Само здание станции было дополнено барельефом в виде острых клыков, а на фронтоне красовалась ужасная морда.
Небо было красноватым, и на краю его — насколько позволял вид из окна — была видна какая-та иная Луна. Она также была красновато-рыжей, напоминающей Марс на небольшом удалении.
Сам поселок, где находилась станция был небольшой. Дальше были холмы — обыкновенные, хотя и немного красоватые, с ощущением нездоровой бесконечности.
Кондуктор же вынул из кармана пиджака какую-то бумажку и ухмыльнулся:
— Вот мой билетик, — хохотнул он.
— Хорошо, — ответил Костя.
Билет был черный. С чудовищным зубасто-клыкастым гербом. Дальше шло несколько рядов красных иероглифов. Костя тут понял, что он понимает, что там написано. Он вопросительно посмотрел в глаза кондуктору.
— Что не так? — взвизгнул кондуктор.
— А где отметка компостера? — спросил Костя.
— Компостеры отменили, — ответил адский кондуктор обиженно.
— Да, я забыл, — сообразил Костя.
За окном было видно движение. Уродливые люди шли к вагонам, чтобы сесть в поезд.
— Двери, — догадался Костя, — двери.
И в этот момент время встало на место. Вагон залился шумом, криками, суетой. Костя попятился назад, натолкнулся на кого-то спиной. К нему вернулся прежний животный ужас. Кондуктор, таща за собой жертву, добрался до столика, за котором сидел камрад Буффало.
— А ваш билетик? — спросил он.
Насекомое, сидевшее в одной из дыр его лица, соскочило на стол прямо перед камрадом и злобно затрещало.
Камрад икнул. Он не мог произнести ни слова.
— Нет билетика, — заключил кондуктор.