Злой король

Вспоминаю, что серьги, купленные для Тарин, пропали, потеряны с остальной поклажей. Валяются где-то в подлеске, в листве.

Слуги приносят вино и кексы, я слизываю сладкую глазурь и пропускаю беседу мимо ушей. Боль в ноге раздражает, но еще больше раздражает воспоминание о смехе всадников, о том, как они сгрудились под деревом. Воспоминание о ране, об испуге и о том, как я почувствовала себя совсем одинокой.

Наутро, в день свадьбы Тарин, я просыпаюсь и чувствую себя, как в детстве. Словно очнулась в своей постели после крепкого сна и в первый момент не то что не пойму, где нахожусь, – не могу вспомнить, кто я. Несколько мгновений щурюсь на полуполуденное солнце и думаю, что я – любящая дочка Мадока, мечтающая о том, чтобы стать рыцарем Двора. А потом память о последнем полугодии возвращается ко мне, как уже знакомый привкус яда во рту.

Как боль от неряшливо зашитой раны.

Поднимаюсь и разматываю повязку, чтобы взглянуть на нее. Рана распухла и выглядит безобразно, стежки сделаны кое-как. И нога одеревенела.

В комнату, запоздало стукнув в дверь, входит Гнарбон, здоровенный слуга с длинными ушами и хвостом. Он принес поднос с завтраком. Быстро накидываю одеяло на нижнюю часть тела.

Гнарбон без комментариев ставит поднос и шаркает в ванную. Слышу шум воды, по комнате идет аромат растений, которые он крошит в ванну.

Сижу и жду, когда он уйдет.

Можно было сказать ему, что я ранена. Это совсем не сложно. Если бы я попросила Гнарбона послать за военным хирургом, он бы так и сделал. Конечно, он рассказал бы Ориане и Мадоку. И ногу бы мне зашили, как положено, и уберегли бы от инфекции.

Даже если всадников послал Мадок, он позаботится обо мне, я это знаю. Галантность прежде всего. Но он воспринял бы это как проявление слабости. Мне пришлось бы признать, что я в нем нуждаюсь, что он победил. Что я вернулась домой навсегда.

И все же при свете утра мне совершенно ясно, что их послал не Мадок, хотя он любит ловушки такого рода. Он никогда бы не подослал убийц, которые проявляют нерешительность и уезжают, хотя перевес остается на их стороне.

Гнарбон уходит, я жадно допиваю кофе и тащусь в ванную.

Вода ароматная, молочного цвета, и только погрузившись в нее с головой, я позволяю себе заплакать. Только теперь признаюсь, что чуть не погибла, страшно перепугалась и мне не хватает того, кому я могла бы все это рассказать. Задерживаю дыхание до тех пор, пока в легких не остается воздуха.

После ванны заворачиваюсь в старый халат и возвращаюсь в постель. Пробую решить, стоит ли отправлять слугу во дворец за другим платьем или взять что-нибудь у Тарин. Тут в комнату входит Ориана с каким-то серебристым нарядом в руках.

– Слуги мне сказали, что ты приехала без багажа, – говорит она. – Я решила, что ты забыла про свадьбу сестры и про то, что тебе нужно новое платье. Или вообще какое-то платье.

– По крайней мере, один гость должен быть голым, – отвечаю я. – Тебе известно, что это правда. Не видела ни одного праздника фейри, на котором все были одеты.

– Что ж, раз таково твое желание, – говорит она и разворачивается, собираясь уходить. – Тогда, полагаю, ты обойдешься симпатичным ожерельем.

– Подожди, – окликаю я. – Ты права. У меня нет платья, и оно мне необходимо. Пожалуйста, не уходи.

Когда Ориана поворачивается, я вижу на ее лице легкий намек на улыбку.

– Как не похоже на тебя говорить то, что ты на самом деле думаешь, причем говорить без всякой неприязни.