Глава 6
Все утро сижу в своей спальне на стуле, прислонившись спиной к стене. Отцовский меч лежит на коленях. Не перестаю думать о Никасии.
«Ты не понимаешь. Она хочет, чтобы мы поженились. Хочет, чтобы я стала королевой».
Сижу через комнату от него, но взгляд то и дело скользит к кровати и к раскинувшемуся на ней Кардану.
Глаза закрыты, черные волосы разметались по моей подушке. Поначалу он все не мог улечься поудобнее, путался ногами в простынях, но в конце концов прекратил вертеться, и дыхание стало ровным. Сейчас его странная, отталкивающая красота еще заметнее – чувственный рот, слегка приоткрытые губы и ресницы, такие длинные, что касаются щек, когда он смыкает веки.
Я привыкла к красоте Кардана, но сейчас он выглядит еще и уязвимым. Без причудливого наряда, ядовитых высказываний и ехидных взглядов он кажется обычным молодым человеком, и я чувствую себя неудобно, подсматривая за ним.
Все пять месяцев нашего соглашения я стремилась предвосхищать самое худшее. Отдавала ему распоряжения, запрещающие избегать, игнорировать, избавляться от меня. Разработала правила, не позволяющие обманом завлекать смертных в многолетнюю кабалу, и заставила Кардана принять их в качестве законов.
Но мне всегда казалось, что я делаю недостаточно.
Вспоминаю нашу с ним прогулку в сумерках по дворцовым садам. Кардан держал руки сцепленными за спиной, но остановился понюхать огромный цветок белой, в пурпурных крапинках, розы, потом сорвал его и подбросил в воздух. И посмотрел на меня, ухмыляясь и выгнув бровь, а я слишком нервничала и не смогла улыбнуться в ответ.
Поодаль, вдоль дворцовой ограды, двигалась полудюжина рыцарей из его личной охраны, к которой уже тогда принадлежал и Призрак.
Я тщательно обдумала все, что собиралась ему сказать, и чувствовала себя дурочкой, которая, вместо исполнения одного желания, рассчитывает хитростью обеспечить себе целую дюжину, если правильно составит предложение.
– Я собираюсь отдать тебе несколько приказов.
– В самом деле? – спросил он. Корона Эльфхейма, сдвинутая на лоб Кардана, ловила отсветы заката.
Набрав в грудь воздуха, я начала:
– Ты никогда не откажешь мне в аудиенции и не отдашь распоряжения не допускать меня к себе.
– А почему мне должно прийти в голову не допускать тебя к себе? – сухо спросил он.
– И ты никогда не отдашь приказ арестовать, бросить в тюрьму или убить меня, – продолжила я, не обращая внимания на его вопрос. – И не причинишь никакого вреда. Даже под стражу не возьмешь.
– А как насчет распоряжения подложить тебе в сапожок острый камешек? – поинтересовался он с серьезной миной.
Я бросила на него уничижительный взгляд:
– И ты сам никогда не поднимешь на меня руку.