Ученик чернокнижника

22
18
20
22
24
26
28
30

И оружие отчаяния, как ни странно, сработало. От неожиданности старик вздрогнул и замешкался на какой-то миг. Витька успел дернуться, и лезвие только полоснуло по его руке, оставляя глубокий порез. Мальчишка вновь отскочил в сторону, опрокинув пару колб и обильно окропляя свой путь кровью.

– Доннер веттер! – выругался Афанасий Семенович, от неожиданности и досады перейдя на другой язык. Он ухватился за упавшие колбы и поднял их, на доли секунды забыв о своей погоне. Старик успел перехватить их почти что вовремя, но несколько капель зеленой тягучей жидкости все-таки упали на стол и медленно поползли к окну (позже Максим сообразил, что они почему-то потянулись в сторону севера). Капли смешались с другой, бесцветной жидкостью, сделались почему-то черными как нефть и двинулись дальше. Афанасий Семенович выхватил из кармана белоснежный платок, чтобы скорей промокнуть, стереть эту смесь, но ему не хватило именно мгновений, затраченных на это движение. Не будь он таким чистоплотным, сотри жидкость рукавом, и все могло бы обернуться совсем по-другому. Но аккуратность сыграла с ним злую шутку.

На столик попало немного Витькиной крови, и черная жидкость быстро ползла к ней, словно какое-то насекомое, учуявшее лакомую пищу. Она двигалась вопреки всем законам гравитации, она буквально жаждала крови. Как в замедленном повторе Максим наблюдал за происходящим; в его памяти отпечатались мельчайшие детали. Он видел, как рука старика быстро потянулась к ней, будто рука хорошей хозяйки, спешащей стереть пролитый суп, покуда тот не растекся. Но когда до цели оставалось всего каких-то пара сантиметров, капли успели-таки соприкоснуться друг с другом. Засеребрившись, они сверкнули изумительно ярким светом.

– Каррамба! Кровь!!! – с яростью и отчаянием завопил Афанасий Семенович. Он отпрянул в сторону, пытаясь отдернуть руку, но было поздно. Старик успел дотронуться до загадочной капли и уже не мог от нее оторваться. Раздался оглушительный хлопок, как от десятка петард, сопровождаемый ослепительной вспышкой. Сосед страшно заорал и весь задергался, как человек, через которого идет сильный разряд электрического тока и который, точно так же как он, не имеет возможности отдернуть руку, сдвинуться с места. Вокруг него распространялось странное голубоватое сияние. Он напоминал какого-то мифологического персонажа: то ли святого, то ли черта, то ли инопланетянина. Максиму казалось даже, что старик просвечивается насквозь будто на рентгеновском снимке так, что видны кости.

Максим во все глаза смотрел на старика, и вдруг перед ним предстало совсем другое лицо, лицо Миши, полное страдания, но в то же время торжествующее. А потом на его месте стали появляться другие лица с фотографий и портретов. Они шли в обратном порядке, от современности к незапамятным временам, меняясь с калейдоскопической быстротой. Максиму чудилось, что при этом он слышит шепот: «Больше никто не придет к нему в гости!» Наконец, когда исчез последний мальчик, тот самый, что явился первым, с завитыми волосами, лицо старика вернулось опять, только выглядело оно куда более дряхлым и морщинистым.

И тут неожиданно все прекратилось: и грохот, и сияние. Афанасий Семенович, сделав по инерции поворот вокруг своей оси, тяжело рухнул на пол. Максим хотел сказать Витьке, чтобы он скорей брал нож и освобождал его, пока старик не очнулся, но слова застревали в горле и получался только неясный хрип. Но волноваться было нечего: Афанасий Семенович уже не мог очнуться. От него вдруг пошел голубоватый пар, такой едкий, что щипало нос, и старик начал таять на глазах, как кусок льда. Сначала это происходило очень медленно, но потом процесс все ускорялся и ускорялся. Сперва истончилась и постепенно исчезла кожа и обнажились кости с мясом. Потом растаяло и мясо. А под конец скелет стал рассыпаться на черепки словно глиняная посуда, пока не исчезли и эти останки. Не прошло и минуты, как на полу остался лежать только черный костюм с белой рубашкой, оставшейся, как ни странно, совершенно чистой, и начищенными до блеска туфлями, а рядом с ними элегантная трость с окровавленным лезвием.

– Ну и ну! – присвистнул очнувшийся от шока Витька. – Вот это опыт так опыт!

И в этот момент из верхней колбы песочных часов упала последняя песчинка, и Максим ощутил резкую боль, с которой все предыдущее не шло ни в какое сравнение. Он заорал и задергался не хуже старика. Словно сквозь туман Максим видел, как Витька мечется по лаборатории и крушит направленные на него приборы. Он слышал стук в дверь и крики родителей с требованием немедленно открыть. А потом боль стихла, все поплыло перед глазами, и Максим почувствовал, как куда-то проваливается…

Глава XVII

Все впереди

– Хоть ты им расскажи, как все было! – возбужденно жестикулируя как забинтованной, так и здоровой руками, говорил Витька лежащему в постели бледному Максиму. – А то никто мне не верит. Думают, то ли вру, то ли от страха крыша поехала.

Разговор этот происходил через неделю после описанных событий. Это была первая встреча ребят после пережитого. Сначала Максим больше суток провел без сознания, а потом врачи, определившие у него тяжелое наркотическое отравление и сильное нервное потрясение, долго запрещали говорить с ним на волнующую тему. Даже следователю, рвавшемуся с ним побеседовать, пришлось подождать несколько дней. Все это время пробел восполнял Витька, расписывавший произошедшее с красочными подробностями, но, к его великой досаде, несмотря на то, что он нигде не позволил себе приврать даже самую малость (к расследованию он отнесся крайне серьезно), его рассказ никто не воспринимал всерьез. Более того, над ним либо посмеивались, либо жалели, полагая, что нервное потрясение и для него оказалось чересчур серьезным. Вначале Витька рьяно доказывал всем свою правоту, а потом разобиделся и вообще прекратил отвечать на вопросы о происшествии.

Максим же поступил по-другому. Пока он лежа в постели в полном покое обдумывал случившееся, к нему пришло решение не говорить всей правды. Во-первых, рассказ казался чересчур фантастическим, чтобы в него поверить, а во-вторых, он и сам не был уверен, что некоторые детали не привиделись ему из-за замечательного напитка друидов. Поэтому о последней фазе, о загадочном исчезновении старика, мальчик никому ничего не сказал.

Профессор одного технического вуза, приглашенный в качестве эксперта, посмотреть на аппаратуру, поднял опыты старика на смех. Он сказал что-то про современную технику в руках дикаря, обозвал хозяина лаборатории алхимиком и заявил, что все это просто набор приборов и реактивов, сочетание которых не может привести ни к какому положительному результату. Причем здесь все либо старье, либо дилетантские самоделки, и что все это лучше всего выбросить на помойку.

Было установлено, что старик послал обманную телеграмму с одного из почтовых отделений на другом конце города, хитро рассчитав, что она уведет из дома родителей Максима Егорова, оставив в то же время его в одиночестве. В результате следствие пришло к выводу, что Афанасий Семенович – это маньяк, одержимый идеей бессмертия. Конечно, старинные книги и древние портреты мальчиков несколько смущали, но никто не обратил на это особого внимания; мало ли что насобирает маньяк ради подтверждения своих безумных идей! Правда, дедушка Максима узнал в одном из мальчишек своего загадочно исчезнувшего друга детства, но это сочли простым совпадением.

Следователь был куда больше озабочен поисками гражданина Федосеева А. С., который не оставил после себя никаких следов, и даже свой костюм бросил на полу. Предполагалось, что старик успел переодеться и в последний момент улизнул через окно, рядом с которым как раз проходила пожарная лестница. Оказалось, между прочим, что все документы, оставленные Афанасием Семеновичем, поддельные и что о старике, о его прошлом никто ничего не знает. Это дало основания предполагать, что случай с Максимом не первый и до него у маньяка были другие жертвы. Старика объявили в розыск и очень надеялись, что с такой характерной внешностью его быстро найдут…

– А я ничего не помню, – пожимал плечами Максим. – Помню, как он за тобой с ножом погнался, а дальше провал. – Ему очень не хотелось обманывать друга, но еще меньше хотелось прослыть вруном или чокнутым, а избежать этого возможно было лишь при помощи лжи. Так что он, как бы это ни было трудно, решил держаться своей линии до конца.

– Так, значит, и ты не веришь мне? – чуть не плакал от обиды Витька.

– Нет, почему же, – оправдывался Максим. – Конечно, я тебе верю, вот только думаю: не начались ли у нас галлюцинации от всех этих препаратов?

– Может, и вправду глюки, – с сомнением покачал головой Витька. – Все равно теперь ничего не докажешь. Черт его знает, чему он научился. Может, он вдобавок и гипнотизер…