В течение долгого времени Кэл ничего не говорил. Простое золотое обручальное кольцо было для него самым драгоценным символом его любви к Лори. Настойчивость доктора Тата была необъяснимой жестокостью и произволом, и у Кэла возникло желание уйти.
Но он был слишком уязвим. Он должен был все довести до конца. Может быть, суровые условия доктора Таты были лишь доказательством его близости к богам, которые могли быть в такой же степени жестокими и деспотичными. Кэл расстегнул ремешок своих часов и передал их Терезе. Затем он с некоторым усилием снял кольцо. Его сердце разрывалось от боли, когда он видел, как Тереза бросила его вместе с часами в отделение, которое было в одном из подлокотников кресла.
Дурак. Жертва. Одураченный, как какая-нибудь отчаявшаяся вдова, которая верит в предсказание цыганки о высоком симпатичном незнакомце. Но затем он выписал чек и отдал его Терезе, которая тотчас же ушла.
И все это время он чувствовал суровый пристальный взгляд колдуна из-под маски.
Ожидание казалось бесконечным.
Доктор Тата жезлом указал Кэлу, чтобы он сел в первом ряду стульев в оркестре, пока девушка не вернется из банка.
Кэл беспокойно ерзал на своем стуле подобно завсегдатаю кино, который с нетерпением ожидал начала фильма. Он нервно поглаживал бархатную обшивку стула, пока не натер кончики пальцев.
Но доктор Тата абсолютно неподвижно сидел в кресле. Ни одного движения, только глаза из-под маски сверкали, как золотые монеты.
Один раз Кэл попытался вызвать его на разговор.
— Сколько еще нужно ждать?
Но человек в кресле ничего не сказал, он даже не пошевелился.
Из глубины донесся какой-то шум. Когда Кэл обернулся, он увидел четырех молодых мужчин, двух женщин и одну совсем юную девушку. Они сели через несколько рядов позади него. Кэл попытался разглядеть их лица, но в царящем полумраке это было невозможно.
Все молча сидели в ожидании. С той лишь разницей, что они знали, чего ожидали.
Оставшись без часов, Кэл потерял счет времени. Прошел, наверное, час или, может быть, четыре часа, когда наконец девушка вернулась. Она решительно вышла из-за кулис, пересекла сцену и подошла к доктору Тате. Она протянула руку, держа в ней банковский конверт. Доктор Тата кивнул, и девушка бросила конверт в то же отделение в подлокотнике. Затем она стала на колени.
Теперь колдун встал. Он медленно начал сбрасывать с себя свое меховое одеяние, под которым на мускулистом черном теле ничего не было, кроме набедренной повязки из кожи животного.
Четверо мужчин, которые сидели позади Кэла, направились вниз по проходу между рядами. Они остановились у его стула и молча стояли, пока он не понял, что должен следовать за ними.
После того как они проводили Кэла на сцену, эти четверо окружили колдуна, в то время как Тереза и другие девушки принесли глиняные горшки и кисточки и начали расписывать тело жреца оранжевыми, зелеными и красными полосами.
Кэл наблюдал за этими действиями со смешанным интересом. Потеряв надежду на помощь, он несмотря на это был не в состоянии оторваться от реальности и, оставаясь этнографом, запоминал все мелочи, проводя параллели с сотнями других племенных обрядов, очевидцем которых он был.
Как только девушки закончили раскрашивать тело колдуна и отнесли горшки, один из мужчин выступил вперед. Он держал в руках прозрачный мешок из кожи, который был явно сделан из высушенных и растянутых внутренних органов какого-то животного. Тата вынул из мешка горсть тщательно отполированных костей разных видов и размеров. Затем он сел на корточки и разбросал их по покрытому лоскутами кожи полу. Один раз, два раза, а затем снова до семи раз он бросал кости, которые образовывали некий рисунок; процедура была похожа на ту, которую проделывал сантеро с раковинами. Число бросаний не было случайным, подумал Кэл. Магическое число. Семь, как при игре в кости. Семь дней недели. Семь смертных грехов.
И семь Африканских Владык.
ebooksa