Он поднял на нее глаза и посмотрел в упор, как будто обвиняя и припоминая сразу все ее прошлые грехи.
Айджес открыла было рот что-то сказать, но промолчала. В кабинете стало тихо.
— Как она? — наконец спросила суккуб, и голос ее был тихим и извиняющимся.
— А как ты думаешь? — зло фыркнул Шеферель, снова упирая взгляд в стену. — Как она может быть?
Айджес рассеянно кивнула.
— Она в госпитале?
На долю секунды повисла пауза. Всего на долю секунды.
— Нет. Она у меня, — проговорил он как будто с вызовом. Но он, пожалуй, был единственным существом в этом городе, которое никто не решился бы осуждать.
Брови Айджес чуть прыгнули вверх, но она сдержалась.
— Ясно.
— Накачали ее смесью таблеток с коньяком. Валяется в забытьи уже третьи сутки.
— А как Оск…
— Даже не мечтай! — Шеферель неожиданно резко поднялся, нависнув над Айджес, и она невольно отпрянула. — Теперь — более чем когда-либо — ДА-ЖЕ-НЕ-МЕЧ-ТАЙ!
Мгновение она смотрела на него — пораженная, задетая, обиженная, — на глазах медленно проступили слезы. Никогда еще он не смотрел на нее так — никогда. И на секунду она увидела, как сквозь его человеческое обличье проступил истинный облик.
— Я… и не соб-биралась… — прошептала она.
Шеферель, кажется, сам понял, что был слишком резок — вспышка гнева отступила, — и проговорил уже спокойнее:
— Я не знаю, где он.
Он сел обратно в кресло и снова упер голову в руки.
Айджес быстро кивнула — горло перехватило — и стремительно вышла из кабинета. Шеферель не поднял головы и не посмотрел ей вслед.
Иногда я что-то слышала. Какие-то мужские и женские голоса доносились до моего слуха как сквозь плотный слой ваты, а когда мне удавалось разлепить глаза, я видела только темные силуэты и фигуры — бесполые, бесцветные, неопознаваемые. А потом снова наступала темнота…