– Да, да, – кивали остальные.
– А как она поступила с вышибалой в баре? Он ведь умер из-за ее способности вызывать молнии. Никто не верит следователю о, так называемой, трагической случайности. Масса свидетелей тому подтверждение.
– Мы помним, каким был мальчик Юра. Красавец и умница. Мать на него нарадоваться не могла, а теперь, что с ним стало. Эта ведьма превратила его в тряпку. Спился мальчишка и это в таком-то возрасте.
– Вот, вот, – крикнул кто-то из глубины толпы, – сегодня вон позарилась на немощную старуху. Прям посреди улицы, у всех на глазах. Совсем обнаглела. Завтра начнет убивать детей.
– Эту чертовку надо проучить раз и навсегда. Показать свое место.
– Отбить все желание вредить людям, – поддакивали остальные.
– Надо ее запереть и не давать еды, чтобы она все осознала.
– Нет, это не годится. Она выйдет и всех нас накажет. Надо что-то другое, более действенное.
Толпа принялась спорить, как со мной поступить. Расталкивая народ локтями, ко мне подошел сутулый старик. Я его сразу узнала, это родной дед Елены. На старческом лице застыла маска злобы и ненависти.
Он ткнул костлявым пальцем мне в грудь и громко прошипел:
– Я готов взять на себя этот грех. Мне все равно осталось недолго. Свое отжил давно. Все в жизни видел, но чтоб такое черное зло, никогда. Ты ребенок, у тебя есть все: теплый дом, заботливые родители, здоровье. Что сделало тебя такой жестокой, я не знаю. Но я готов пожертвовать собой, чтобы остановить тебя, ведьма.
Толпа в предчувствии крови заревела еще громче. Не было человека, который бы не поддерживал желание старика. Всем хотелось для меня смерти.
В руках у одного из мужчин появилась веревка. Меня грубо развернули и заложили руки за спину. Связали в несколько секунд, затем бросили на землю. Кто-то кинул в меня сырое яйцо. Оно угодило в плечо. Жидкая и холодная масса медленно впитывалась в одежду. Пытаясь его скинуть с себя, я повернулась на бок и попробовала встать.
Продавщица из магазина схватила меня за волосы и потянула вверх. От боли я громко взревела:
– Вы поплатитесь за это, клянусь!
– Да неужто? В том положении, в котором ты сейчас находишься, принято заткнуться и молчать.
Я отчетливо помню, что стояла на коленях со связанными руками. Вся одежда в пыли и грязи. Людям нравилось мое публичное унижение. Они смаковали каждое мгновение.
Чтобы не расплакаться, я попыталась представить, что все происходящее не со мной. Что все – страшный сон.
– Смотри в глаза людям, падла, – женщина с силой дернула меня за волосы.
От резкой боли слезы сами собой навернулись на глазах. Такое высшее унижение я позволить уже не могла.