Итак, что прояснял этот их визит на презентацию, какие новые детали обнаружил или подтвердил из того, что им было уже известно? Ни он, ни Марк не заметили присутствия некой Элеи, которая, по предположениям Веры с Беллой, играла еще более важную, чем сам президент, роль во всех этих событиях, ключевую роль, если на то пошло. Но имело ли ее отсутствие в зале какое-либо значение? И вообще, имела ли смысл сама затея…
Дверь за спиной Стаса резко открылась, выпуская мужчину лет сорока в короткой болоньевой куртке; мельком взглянув на Стаса и секунду-другую поразмыслив, стоит ли раскрывать зонт, и, решив, что не стоит, мужчина зашагал прочь по тротуару, постепенно сливаясь с темнотой. Стас проводил его глазами и отбросил окурок в сторону, подумал, что видел, должно быть, последнего из посетителей. Если, конечно, не считать его и Марка…
"Вот идиот!" – спохватился Стас, едва не огрев себя по лбу: какого хрена он здесь торчит без дела, когда уже давно следовало… Он быстро достал из внутреннего кармана куртки мобильный телефон и набрал номер Веры. Пускай место и время были не совсем подходящими, но ведь никто не мешал ему просто сообщить, что все в порядке, и они с Марком скоро вернуться. К тому же…
Знакомый рингтон буквально оцарапал слух, прозвучав совсем рядом. В считанных шагах…
Стас медленно поднял голову. Трубка в руке водителя джипа продолжала изливать тему "Отеля Калифорния" – в той особой редкой аранжировке, которую Стас лично установил для Веры около месяца назад. Их глаза встретились, сплетаясь взглядами в неразрывный арканящий узел. На лице водителя бездонной трещиной расползлась все понимающая ухмылка. Клыкастая, лишающая последних сомнений.
Будучи изгнанной единственными людьми, на которых ей оставалось опереться в навалившемся кошмаре, Лора вернулась домой и кое-как просуществовала худшие сутки в своей жизни – без сна, без пищи, без желания увидеть следующий день. Даже последовавшее после гибели дочери время было затуманено пеленой горя, лишавшей сознание ясности, обволакивающей душу спасительным коконом апатии и амнезии, когда целые отрезки длинной в часы словно выветривались куда-то в холодную внешнюю пустоту. Она бесцельно слонялась по дому, не всегда сразу узнавая явившихся со скорбным визитом родственников, машинально кивала головой на редкие вопросы мужа, лишь на каком-то глубинном уровне сознавая его роковую отчужденность, хваталась то за одно, то за другое, уже через минуту не помня, с какой целью…
Сейчас же реальность происходящего вдруг явилась ей во всей полноте, пронизывая мельчайшими подробностями, яркими воспоминаниями и… чувством неизбежности. Чего? Предопределенного жуткого финала? Исполнения навязанного чужой волей долга? Неодолимой, растущей тяги к подчинению, ожидающей лишь конкретного приказа?
В конце концов, подойдя в очередной раз к большому зеркалу и созерцая свое истончившееся отражение, сквозь которое все явственнее проступали образы находящихся позади нее предметов, Лора заключила, что попросту сходит с ума. Ее встреча с неким главой компании "Новый свет" Рубинштейном на темной улице, звонок этой девушке, Вере, когда-то оставившей визитку, и все остальное – лишь плод ее измученного виной сознания. И даже шрам в изгибе локтя – теперь исчез без следа.
"Ничего не было" – сказала себе Лора мысленно, а затем повторила вслух:
– Ничего не было. Ничего…
Когда голос Рубинштейна отчетливо произнес в ее голове:
Через несколько минут Лора вышла из квартиры. Ее взгляд по привычке скользнул по циферблату висящих над дверью часов: 21:34.
Теперь она знала, что делать.
Первое, что отчетливо рассмотрел Стас после падения на пол, когда его грубо втолкнули в какое-то помещение на втором этаже (кажется, его протащили по ведущей вверх лестнице), был туго обтянутый пергаментной, почти прозрачной кожей череп. Взгляд скользнул дальше: судя по остаткам одежды, когда-то это была молодая женщина – теперь просто облаченные в лохмотья мощи. Конечно, сразу стало ясно, что она уже мертва. Ничего ужаснее Стасу еще не приходилось видеть; даже образ Ползуна – в его наиярчайших проявлениях – был менее реален. Сознание едва стало меркнуть, но сразу же вспыхнуло с утроенной силой восприятия, когда раздался звук вновь открываемой двери. Потом рядом грохнулось что-то тяжелое.
– Еще один.
– Спасибо, Антон, можешь идти. И избавься от этого, – раздалось шуршание, жуткие останки молодой женщины исчезли из поля зрения.
– Значит, теперь все в сборе. – Твердость и глубина этого голоса могли бы дробить алмаз.
Стас осторожно повернул голову: Марк. Все еще такой же бледный, каким он видел его последний раз, потрясенный.
– Так и будете лежать, парни? – вопросил некто, ранее изумивший Стаса голосом, который достаточно услышать лишь однажды, чтобы запомнить на всю жизнь. Он начал медленно подниматься, секундой позже его примеру, морщась и опасливо озираясь, последовал Марк.