— Не знаю, что на это ответить.
Она смотрела прямо в камеру… Прямо в мои глаза.
— А тебя оно возбудило? — спросила она.
Хм–м–м. Честно говоря, я даже не задумывался об эротических возможностях моих ампутаций. Меня не заводила боль, мясо никогда не являлось атрибутом сексуальной стимуляции, даже в мечтах. Мои предпочтения в этой области оказались вполне католическими. Внезапно я почувствовал смущение и стыд, но ни за что не признался бы в этом своей странной собеседнице.
— Ну, — осторожно начал я, — не в тот момент.
Она казалась разочарованной, что разочаровало меня. Я не хотел ее упускать.
— Ох, — кратко отозвалась она.
В дверь снова заколотили, но для них меня не было дома.
— Ты один? — спросила она.
— Да.
— И ты живешь один?
— Да. А что насчет тебя?
— Совершенно одна. — Снова долгая пауза, затем: — А ты одинок?
Вопрос застал меня врасплох. Тяжелый мрачный мяч одиночества начал разбухать в груди, и я понял, что не выдержу его веса. Мои губы зашевелились, но я не мог издать ни звука. Я лишь почувствовал, как отражается в глазах моя ни разу не выраженная печаль. Одинок? Был ли я одинок? Я не замечал одиночества… до сих пор. Ее лицо, совершенно спокойное, смотрело на меня без осуждения, и я дернулся от унижения под ее взглядом. Она терпеливо ждала ответа, и я понял, что именно ей могу сказать правду.
— Да, кажется, я одинок.
Она кивнула:
— Я тоже.
Не может такая красивая и милая молодая женщина быть одинокой, подумал я и тут же сказал об этом вслух.
— Мир переполнен, — ответила она, — но мне в нем нет места.
Я знал, что она чувствует, и мне не нужно было об этом говорить.