Вкус ужаса. Коллекция страха,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кем ты себя вообразил, назвав меня…

Цзян взмахнул рукой.

— Я служить тому, кто брезговать вытереть о тебя сандалии. Ты опозорить этот человек, а значит, опозорить его. Горе тебе, детектив Соренсон.

Он внезапно вскрикнул и ударил ребром ладони по столу, затем развернулся и ушел.

Цзян был уже на полпути к двери, когда столик развалился на куски.

Потрясенный Хэнк уставился на кучку деревяшек.

— Какого черта…

Не стоит обращать на это внимания. Он собрался слухом и посмотрел по сторонам. Ему хотелось убраться отсюда, но не было желания проходить мимо всех этих зевак. Они могли заметить, что его бьет дрожь.

Этот стол… если Цзян смог проделать такое с деревом, что же он мог сделать с человеческой шеей?

Отогнав эту неприятную мысль, он вышел через заднюю дверь. Оказавшись снаружи, Хэнк глубоко вдохнул затхлую вонь улочки. Утреннее солнце еще не успело подняться достаточно высоко, чтобы разогнать здесь тени.

Во всяком случае, он доставил свое послание. И тот факт, что Цзян ударил не его, а столик, только укрепил его уверенность в том, что насчет возможного отпора можно не волноваться. Ни один китаец не посмеет поднять руку на представителя полицейского отделения Сан–Франциско. Они знали, что в таком случае ждет их квартал.

Шагая к улице, он вздохнул. По крайней мере, в этом ресторане его мысли были заняты чем–то еще, кроме Луанны. Но теперь она вернулась. Ее лицо, ее фигура, голос… о, этот голос.

Луанна, Луанна, Луанна…

* * *

— Мне стоило убить этого пса за неуважение к вам, почтеннейший, — сказал Цзян, опустившись на колени перед Мандарином и прижавшись лбом к каменному полу.

Вместо привычного для себя кантонского Цзян говорил на мандаринском — на диалекте, который предпочитал Мандарин.

— Нет, — произнес хозяин тихим шипящим голосом. — Ты хорошо поступил, не причинив ему вреда. Мы должны найти иной способ с ним справиться. Садись, Цзян.

— Благодарю вас, о великий.

Цзян поднял голову, но остался стоять на коленях, отважившись лишь украдкой взглянуть на своего хозяина. Он много раз видел того, кто был известен в Чайнатауне как Мандарин — настоящее его имя оставалось тайной даже для Цзяна, — но это не умаляло его величия.

Высокий широкоплечий мужчина стоял, спрятав руки в широкие рукава своего вышитого изумрудного халата; традиционная черная шапочка покрывала тонкие волосы, обрамляющие высокий лоб. Цзяна, как всегда, поразили светло–зеленые глаза, которые словно светились.