Монахиня Адель из Ада

22
18
20
22
24
26
28
30

— Поверю!

— Да? Ну, хорошо, это случилось почти двести лет назад, точнее — сто восемьдесят… С небольшим…

Если за блокадницу старуху ещё можно было кое-как принять, то за участницу войны с Наполеоном или Куликовской битвы… Мася снова ощутил страх. И раскаяние в собственной тупости. Наступил на те же грабли, что и полгода назад! Зачем он ей, этой странной нищенке? Надо было после школы сразу домой идти, а не со старухами балясничать. Доигрался. И из грузовика не выскочить на скорости за девяносто…

А между тем мадам привратница — ведь то была она! — всё время говорила правду. Ну, снова выпала в осадок, в очередной раз забыла представиться, в подробностях поведать, кто она такая… Делов-то! При её работе всех мелочей и не упомнишь. Если раньше забывала представляться, ещё при господине Барском, то в остальные почти двести лет пахоты на зазеркальной службе — и подавно. Память-то со временем ухудщается.

Внешний вид мадам с тех пор тоже значительно ухудшился: одёжки поистёрлись, обувь полусгнила. А уж какой лексикончик появился! «Чувырла», «жмот», «зараза», «в Караганде»… И тому подобные перлы.

Сдала старуха привратница, сильно сдала. Причиной тому было изменение общих настроений: как наверху, среди людишек, так и внизу, среди подземных, то бишь зазеркальных жителей. Но об этом чуть попозже. Нельзя бросать на полуслове повествование о мальчике с тяжёлым рюкзаком учебников, когда дело идёт к офигенной, хотя и промежуточной, развязке.

Пришлось-таки Максимке посетить то место в Петергофе, где некогда стояла гостиничка Свирида Прокофьевича Барского и откуда сбежала дочурка привратницы. Потом грузовик вернулся в город. Там экскурсанта ждали ещё два мемориала, уже таки последние.

Предпоследний объект располагался на Петроградке, на улице Бармалеева, где привратница, якобы, тоже спасала людей в блокаду. Только где у неё ордена и прочие награды? Орденов на груди у старухи не было, и разговор о них она ни разу не начинала. Спрашивать, однако, было боязно — по причине вероятности вновь услышать ахинею. А самый последний объект, по словам старухи, был на Лиговке, примерно там, где находились и тёти Лялины хоромы, кстати, в последнее время пустовавшие из-за нежелания квартиросъёмщиков долго там находиться.

С некоторых пор тёти-Лялиных постояльцев начали пугать старые интерьеры. Но так было не всегда! Раньше там квартировали с удовольствием: и центр под боком, и окна во двор. Но позже возникла какая-то странная чехарда: за два месяца съехали пять семей. Ляле тоже было не в кайф постоянно менять замки и составлять новые договора. В итоге на семейном совете было решено: более хоромы не сдавать, себе дешевле выйдет. И вот уже полгода там никто не обитал.

Когда грузовик причалил к дому, Максим ещё ничего не заподозрил. Ну и что, что они с бабкой вошли именно в тот подъезд? Мало ли там квартир! Но когда лифт остановился на знакомом этаже и старая кудесница, порывшись в карманах юбки, вытащила ключи…

— Вы снимаете эту квартиру?

— В некотором роде…

— А тётя Ляля знает?

— Вряд ли…

— Тётя Ляля говорила, что больше не хочет сдавать эти хоромы…

— И правильно! Нечего тут делать всякой шушере! Так и норовят порыться в чужой мебели… И испоганить её!

Ошарашенного Масю затащили в гости к нему же самому, в смысле, к его любимым соседям по коммуналке. По горячим следам, пока не изменилось старухино благодушное настроение, он решил продолжить допрос.

— А вы лично знакомы с тётей Лялей, или только с её маклером общались? Может, он втихаря от неё сдаёт квартиру, а денежки себе берёт?

Старуха снова беззубо расхохоталась.

— Нет, с маклером вашим я не знакома, просто живу тут, бесплатно, на правах дальней родственницы…