– Я пила их кровь! Я съела их сердце! Я съела их мясо! Я забрала их глаза!
– Сколько рожениц ты извела?
– Больше сотни! Все они проходили мимо и собирали цветы в саду!
– Как ты добывала уродов, которых подкладывала в колыбели вместо настоящих младенцев?
– Выкапывала их в огороде! Они росли в моем огороде! После дождя!
Снова принялась жутко трясти головой.
– Можешь ли ты превратить коровье молоко в кровь?
Но вместо ответа, тряхнув прядями слипшихся кровавых волос, старуха снова запела. В ее рту не хватало многих зубов, а на месте выбитых (очевидно, выбили в застенках) зияли разверстые кровавые раны. Вместе со слюной из ее рта вылетали брызги свежей крови и оседали на полу. Немного успокоившись, женщина прекратила петь. В ее глазах (застекленевших в страшном, ничего не понимающем выражении сумасшедшей) заблестели слезы. Постепенно тихий голос сорвался на громкое рыдание:
– Мой мальчик умер 40 лет назад… Мой маленький мальчик… Он был таким добрым, таким красивым… Я не хотела бы увидеть его здесь… Что вы хотите от меня? Что вам надо? Уничтожьте меня, вырвите, как дерево, из земли! Я 40 лет распутничала с чертями! Я извела и уничтожила сотни людей! Сварила их живьем в своем котле! Я много раз поднимала бури и снегопады, вызывала туманы и лютый мороз, устраивала пожары! Я хотела бы спалить весь этот город дотла! Спалить, чтобы не осталось от него даже стен! Даже горстки пепла! Будьте вы прокляты! Прокляты…..
Голова ее бессильно свесилась на грудь, на губах обильно выступила кровавая пена. Женщина замолчала. Все одновременно посмотрели на врача. Тот быстро приблизился к ней, пощупал пульс на шее, посмотрел зрачки.
– Обвиняемая лишилась сознания, но она жива, – голос врача дрожал так сильно, что с трудом можно было разобрать слова, – продолжать допрос сегодня невозможно. Следует отложить на несколько дней.
Инквизитор повернулся и тяжелой поступью вышел из комнаты. Все подобострастно поспешили следом за ним. Подойдя к обвиняемой, палач грубо пнул ее в плечо. Тело женщины упало вниз, лицом на пол, и осталось лежать так – в неудобной позе, с опавшими вдоль тела руками.
2013 год, Восточная Европа
Профессор Славский перевернул последнюю страницу рукописи, и замолчал. Он быстро встряхнул головой, пытаясь отогнать от себя чудовищную картину.
– Протокол этого допроса заканчивается на том, что обвиняемая потеряла сознание от пыток. Продолжения нет. Насколько я понимаю, продолжения не было и в жизни. Инквизитор услышал достаточно. От нее услышали то, что хотели.
– Невозможно поверить, чтобы человек в здравом рассудке мог такое наговорить… А, главное, поверить в подобное!
– Она не была в здравом рассудке. Ведь Марта Бреус ясно написала, что от пыток, от боли она потеряла рассудок, помешалась. Сошла с ума. Каждое из ее слов – бред сумасшедшей, это ясно и не врачу. И эта трагедия (истязания больной старой женщины) внушает ужас и глубокую жалость.
– Я не верю, что это могло происходить на самом деле! Разве те, кто ее допрашивал, не видели, что от пыток она сошла с ума?
– А вот это им было все равно. У мужчины, попавшего в руки инквизиции, еще были шансы спастись. У женщины – нет. Ни одного шанса. За всю историю существования инквизиции ни одна женщина не спаслась от костра. Женщина, попавшая в инквизиционные застенки, знала, что ее ждет только одно из двух: смерть от пыток или костер. Третьего не существовало. Впрочем, если женщина вела себя хорошо, то есть подтверждала все обвинения, давала такие нелепые показания, обвиняла всех знакомых, и побольше, то к ней, по решению инквизитора, могли проявить особую милость: задушить перед костром и не сжигать заживо.
– Это ужасно.
ebooksa