Монастырь дьявола

Мужчина поднял руки вверх и принялся что-то быстро говорить на непонятном языке. Некоторые слова повторялись толпой. Голос его несколько раз срывался, один раз он забыл текст, и женщине пришлось ему подсказать. Из этого он сделал вывод, что подобные речи мужчине приходится произносить нечасто, либо у него не было достаточного количества репетиций. Но толпа ничего не замечала, хотя женщина и бросала на него злобные взгляды. Очевидно, речь была какой-то молитвой (или заклинанием?). Наконец он замолчал.

Монахи с факелами расступились, пропуская на поляну процессию, при виде которой он едва сдержал крик. Несколько монахов вели его друга, врача. Он был обнажен, и по всему телу обмотан колючей проволокой, от чего все его тело превратилось в кровавую рану. Рот заткнут черной тряпкой, чтобы он не мог кричать. Глаза были расширены от ужаса, кровь сочилась из ран. Куски кожи, содранные проволокой, висели лохмотьями. Он едва сдержал крик. Он инстинктивно дернулся всем телом вперед, но…. Но людей на поляне было слишком много. Так много… Он ничего бы не сделал – один. От безысходности, от горя несколько раз ударил себя кулаком по лицу. Это было единственным, что он мог сделать. Монахи подняли врача на помост. Там они напялили на его тело поверх колючей проволоки белый балахон и веревками привязали к деревянному столбу. После этого монахи ушли с помоста.

Женщина сделала знак мужчине, и тот поспешно спустился вниз, в толпу. Женщина высоко, над толпой, подняла младенца. В ее руке что-то блеснуло – длинный нож, который она выхватила из-за пояса. Высоко подняв руку с ножом над толпой, она с размаху вонзила его в тельце ребенка. Брызнул фонтан крови. Ребенок замолчал. Она поднесла трупик к белому балахону врача, чтобы забрызгать кровью. Вскоре белое одеяние покрылось кровавыми разводами. Женщина бросила труп на хворост. Высоко подняла руку верх и принялась что-то кричать. Повторять одну и ту же фразу. Повторяя ее, толпа громко скандировала следом за ней. Голоса истерически воплем поднимались вверх, усиливаясь почти до невозможного предела… Это было ужасно. Он почувствовал, как волосы поднимаются, шевелятся на его голове.

Когда крик достиг своей критической, самой высокой ноты, из рук женщины вспыхнуло пламя. Ее руки разом превратились в два горящих факела, в настоящее пламя, бешено полыхающее яркими сполохами…. Она бросила пламя в хворост, которым был окружен столб. Хворост вспыхнул со всех сторон. Он увидел, как в пламени извивается фигура его друга. Толпа с воплями отшатнулась назад, от костра… Огонь разгорался все ярче, ярче… На него пахнуло жутким запахом паленого мяса…. Вскоре загорелся и деревянный помост… Женщина стояла в пламени, в жутком, бушующем пламени. Огонь ее не касался. Это было зрелищем фантастическим, невозможным, необъяснимым, но тем не менее было именно так.

Беспощадный огонь пожирал искалеченное тело его друга. Голые люди разразились жуткими воплями и стали теснить монахов в попытке разбежаться, сбежать в лес. Многие из них вышли из транса, их лица были искажены ужасом. Было понятно, что еще немного – и кто-то наткнется на него в кустах. Он сделал несколько шагов назад. Потом – побежал среди черных деревьев. Он бежал долго, не зная куда. Не различая дороги, боль от ударов о деревья принимая спасением. Он бежал, захлебываясь, задыхаясь криком, который разрывал ему горло. Потом ударился о какое-то дерево лицом и упал на колени. Закрыв лицо руками, он зарыдал – глухо, без слез. По его щеке одиноко скатилась слеза и оставила жгучий след (как от серной кислоты). Снова поднявшись, побрел, не разбирая дороги – и шел так до тех пор, пока, споткнувшись, не полетел в беззвучную темноту…

1413 год, Восточная Европа

Комната была круглой, из тесанного камня. Узкие окошечки под потолком выглядели, как окна бойниц. Башня. Это была настоящая башня, камни которой помнили многое. На стенах было несколько ярко горящих смоляных факелов в высоких подставках из темного металла… Потрескивая, факелы горели ярко, прекрасно освещая маленькое пространство вокруг. В комнате почти не было мебели, только возле стены, напротив входа, стоял маленький деревянный столик и одно кресло. На столике лежали принадлежности для письма: чистый кусок пергамента, придавленный тяжелой бронзовой чернильницей, несколько заостренных гусиных перьев. За столиком никто не сидел.

Но комната не была пустой. Возле одного из окошек (окна были темными, в башню давно заглядывала глубокая ночь), неподвижно застыв, стояла фигура в длинной белой рясе, и тревожно вглядывалась в темноту. Фигура человека выглядела напряженной – плечи сжаты, пальцы сведены в кулаки. Человек откинул белоснежный капюшон рясы на плечи, обнажив красивую черноволосую голову. В комнате стоял инквизитор Карлос Винсенте.

В коридоре башни раздался шум, и вскоре громоздкая дверь дрогнула, открываясь с тяжелым металлическим лязгом. Дверь пропустила рослого стражника с пикой, в полных доспехах, который быстро перешагнул порог и почтительно застыл у стены. Когда он занял свою позицию, второй стражник втолкнул в комнату Катерину. Она была одета точно так же, как при аресте, только кто-то сдернул с ее головы платок, и волосы беспрепятственно рассыпались по плечам. Одежда еще не была грязной, и даже не была рванной – сразу после ареста ее приволокли сюда, в башню, не успев измучить в переполненной грязной темнице. В зеленых глазах ее полыхал плохо сдерживаемый огонь, но лицо было неестественно белым, хотя на нем отчетливо читались и решимость, и воля. Руки и ноги Катерины были прочно скованны ржавой, тяжелой цепью.

Стражник грубо втащил женщину в комнату и оставил посередине. Обернувшись, Карлос Винсенте сделал быстрый знак. Дверь хлопнула. Стражники удалились, оставляя женщину и инквизитора наедине. Но еще до того, как они ушли, один из стражников снял с рук Катерины цепь. На белой коже женщины от тяжелых цепей остались багровые кровоподтеки. Катерина не сдвинулась с места, только, разгоняя кровь, чуть пошевелила руками. Их глаза встретились… Впрочем, это было совершенно не так, потому, что их глаза мгновенно притянулись друг к другу, пылая ненавистью, и уже не могли оторваться, или изменить направление взгляда. Ненависть была могучим магнитом, заставляющим не отрывать взгляд… Это было противоборство очень сильных натур, двух яростных зверей, встретившихся в смертельной схватке. Инквизитор подавлял все вокруг, но Катерина не опускала своих глаз. Противоборство решительных характеров, сильных и тревожных натур так сильно накаляло атмосферу в комнате, что казалось, будто воздух превратился в раскаленный огонь.

Смерть витала в воздухе, смерть сквозила в их ненависти, смерть незримо была между ними, стоя у каждого за спиной. Карлос Винсенте смотрел долго и пристально, стараясь запугать, уничтожить жестоким, высокомерным взглядом (сколько людей опускало глаза, унижено корчилось, не в силах выдержать этот профессиональный взгляд палача!). Но Катерина упорно не опускала глаз, и вся жестокость застенков разбивалась об ее волю. И оттого инквизитор вдруг занервничал, ощущая себя явно не в своей тарелке. Потом произошло невозможное – инквизитор первым отвел взгляд.

– Тебе не надо меня бояться!

– Я не боюсь, – голос Катерины был совершенно спокоен, даже не дрожал. Голос без слов говорил о том, что воля ее – как алмаз. Такую волю не сломаешь.

– Я не враг тебе, Катерина!

Услышав свое имя, удивленно приподняла брови:

– Если не враг, почему я здесь?

Карлос Винсенте улыбнулся. Очевидно, он понял, что женщина бросает ему вызов, и от этого настроение его поднялось.

– Тебя не удивляет, что я знаю твое имя, Катерина?

– Нет. Вы наверняка слышали обо мне.

– Да, ты права. Я действительно слышал о тебе. Очень много… – он сделал напряженную паузу.