Монастырь дьявола

На мгновение в зале разлилась тишина. Но потом – все присутствующие сорвались с мест с диким криком. Все смешалось: грохот перевернутых скамеек, истерические выкрики, возмущенные речитативы… Каждый старался поискуснее выслужиться перед инквизитором и поярче показать свой гнев. Лишь один-единственный человек среди этого хаоса оставался спокойным. Инквизитор Карлос Винсенте молча наблюдал за происходящим, скрестив на груди руки. На его губах блуждала довольная улыбка.

Даже Катерина, казалось, была испугана вызванным ею же самой взрывом. Отшатнувшись назад, она испуганно переступала с ноги на ногу, немного потеряв присутствие духа. Ее губы дрожали.

Судьи же неистовствовали, стараясь воплями обратить на себя внимание инквизитора (и так уверить в собственной благонадежности). Старания их были напрасны. В сторону судей Карлос Винсенте не смотрел. Не отрываясь, он пристально смотрел на Катерину.

Низко наклонившись к женщине, он вдруг быстро-быстро заговорил на языке катаров, воспользовавшись не стихающим шумом:

– Ты смелая женщина, Катерина. Ты не боишься ничего – ни боли, ни смерти. Ты знаешь, что я могу подвергнуть тебя страшным мучениям, и ты не боишься их. Я мог бы забить тебя до смерти плетьми – но какой в этом толк? Ты умрешь не раскаявшейся в своем упорстве. Ты умрешь от этих мук, но не отступишь никогда. Мне не нужны твои муки и твоя кровь. Я не хочу калечить твое тело и проливать потоки твоей крови. Я хочу вытравить из твоей души тот взгляд, которым ты на меня смотришь. Я хочу, чтобы добровольно, отдавая себе отчет, ты упала передо мной на колени молить о милосердии. Чтобы ты сознательно ползала на коленях у моих ног. Я хочу уничтожить твою гордую душу, заставить ее наполниться другими чувствами. Я хочу сломать тебя, бросить на колени вниз, с опущенной головой. Для этой цели не всегда нужна кровь. Бывают пытки и пострашнее….

– Ты слышишь меня, палач? Так вот, слушай очень внимательно! Этого не будет. Никогда! Ты никогда не заставишь меня ползать перед тобой на коленях, кровавых убийца! И ты не испугаешь меня своим жалким костром!

Ничего не ответив, Карлос Винсенте растянул свои губы в счастливой улыбке, на мгновение озарившей его мрачное, неприветливое лицо…

Их тихий разговор на запретном языке не слышал никто из присутствующих. Видя явное пренебрежение инквизитора, страсти стали стихать. Может, кто-то решил, что смиренное спокойствие перед лицом ведьмы приличествует больше, и именно это решил продемонстрировать инквизитор. Эта мысль, дошедшая даже до самых тупых, заставила крикунов замолчать. Быстрым шагом Карлос Винсенте вернулся на свое место. Он был лучшим из всех существующих в мире актеров, поэтому от сияющей, счастливой улыбки не осталось на его лице и следа. Напротив, оно вновь было мрачным, серьезным, полным надменной решимости и самодовольства, таким, какое лицо полагается человеку, привыкшему ломать людские судьбы в своем кулаке. Он не сел, оставшись возвышаться над всеми, и внушительный голос его был исполнен мрачной суровости:

– Мы, божьей милостью инквизитор Карлос Винсенте, внимательно изучив материалы дела, возбужденного против вас, Катерина Бреус, и видя, что вы упорствуете в своих заблуждениях и имея достаточные доказательства вашей вины, желая услышать правду из ваших собственных уст и с тем, чтобы больше не уставали уши ваших судей, постановляем, заявляем и решаем применить к вам пытку.

Катерина выслушала его слова с твердым, спокойным лицом. Два монаха поднялись из-за стола и подхватили узницу под руки. Монахи держали ее крепко, настойчиво подталкивая к помещению с открытой дверью. Пропуская их, палач посторонился в дверях.

2010 год, Россия, Москва

Сотрудник Интерпола давно покинул его кабинет, а он по-прежнему сидел за столом. Он сидел так уже много – много часов. Он больше не был известным политиком: перед его глазами были желтые камни древнего монастыря, поросшие лесом склоны холмов и дорога, уходящая далеко за горизонт… В лучах заходящего солнца ярко блестел шпиль перевернутого креста, установленного на церкви.

Монастырь был прямо перед ним – несмотря на то, что он не видел его никогда. Но, тем не менее, он всегда знал, чувствовал это место. Конечный (или начальный) пункт его цели. Место, где зародилось все.

Когда видение древних руин стало невыносимым (вот уже много часов он думал только об этом, об одном и том же), он встал и сделал то, что никогда бы не сделал в привычных обстоятельствах: распахнул шторы на окнах и включил яркий электрический свет. Все лампы, сколько их было в кабинете. Он думал, что при ярком электрическом свете мысли о древнем монастыре не станут его беспокоить, но так не произошло.

Его помощник отшатнулся, войдя в комнату – он никогда не видел своего начальника таким.

– Босс, у вас неприятности? Это связано с тем визитом?

– Неприятности? С чего ты взял?

– Но Интерпол..

– Ах, какие мелочи! Я давно был к этому готов. Разве это неприятности? То, что под меня копают, я знаю давным-давно. Они копают под меня лично и под все мои организации, собирают разный материал. Думаешь, случайно то, что он явился ровно через год после пропажи этого преступника? Конечно, не случайно. Он явился меня напугать. Дать понять, то мною занимаются, и занимаются серьезно. И не понимает, какая все это ерунда! Я давно уже знаю про их выходки. Мне никто не в силах причинить вред! За нас высшие силы. Неужели ты серьезно думаешь, что нелепый визит глуповатого молодчика, решившего немного заработать, может причинить мне хоть какой-то вред?

– Он поехал в благотворительный фонд и уже второй час сидит там!