Монастырь дьявола

Карлос Винсенте отшатнулся от нее, как от змеи. Приоткрыл рот, пытаясь что-то ответить, но ничего не сказал. Пятясь, он испуганно выскочил за дверь. Сорвавшись с места, женщина подбежала к столику, схватила со стола пузырек и изо всех сил запустила в стену. Стекло разлетелось на мелкие осколки. Женщина закрыла лицо руками.

Капли вечерней росы дрожали на лепестках розовых бутонов сияющими бриллиантами, рассыпающимися от прикосновений людских рук. Как прекрасны были бы эти цветы в людских руках! Как радовали бы глаза и душу! Но капли вздрагивали от громких ударов молотков, а сорванный бутон наспех засунули в балконную решетку.

К вечеру стук усилился. Казалось, даже воздух был наполнен им. Теперь это был уже не стук тоненьких молоточков, монотонно выводящих одну и ту же мелодию. Это был грохот, ураган, вихрь, оглушающая лавина звука, в которой смешалось практически все: лязг железа, грохот раскалываемых бревен, стук по камням мостовой… Сила звука была так велика, что вибрирующая лавина проникала сквозь каменные, толстые стены тюрьмы, и со всей мощью падала на дрожащие плечи женщины.

Площадь была завалена бревнами. Их было так много, что рабочим приходилось лавировать в узких проулках этого странного деревянного моря. Возле выхода на улицы (их было несколько: почти все улочки городка сходились на огромную, центральную площадь) скучала стража. Вооруженным стражникам было велено отгонять любопытных, мешающих работе плотников и других мастеровых. Стражу выставили из опасения, что рабочие не успеют закончить к утру. Казнь должна была состояться почти на рассвете. Множество рабочих быстро сколачивали нечто вроде большой ложи, а остальные тут же оббивали сидения бархатом и коврами. Перед ложей (которая росла с невероятной скоростью) третья группа рабочих сооружала широкий деревянный помост, на котором устанавливали огромный крест, и сбоку от него – широкие массивные кресла. Перед помостом прямо в кучу были свалены бревна, но это были не обычные бревна. Это были высокие и темные, гладко обтесанные, отполированные руками рабочих столбы – специально выточенные в столярной мастерской столбы для казни. Четвертая группа рабочих прямо на камни мостовой ставила деревянные основания, в которые потом должны были поставить столбы так, чтобы они оказались на некотором возвышении над толпой. Благодаря тому, что стража прогоняла зевак, рабочие трудились очень быстро.

Оживленная торговля развернулась на улочках, ведущих к площади. Бойкие мальчишки что-то усиленно продавали, мгновенно собирая вокруг себя толпу. Один из них (самый громкий и быстрый), взобравшись на выступ одного из домов, кричал, размахивая над головой ворохом тряпичных лоскутков:

– Покупайте места поближе к костру! В честь святого праздника! Покупайте места рядом с костром! Служите Господу! Лучшие места! В честь святого праздника! Покупайте и смотрите, как зажарят проклятую ведьму, травницу Катерину! Покупайте места!

Возле мальчишки была самая оживленная толпа, и вскоре его товар принялась буквально расхватывать группа крестьян в праздничных одеждах, специально приехавших в город посмотреть казнь. Неподалеку от них остановились двое богато одетых людей, но, несмотря на богатство одежд обоих, в одном можно было опознать знатного сеньора, а в другом – его оруженосца. Усмехнувшись, знатный сеньор сказал:

– Этот мошенник продает места для родственников инквизиции!

– Прикажете проучить нахала?

– Зачем же? Пусть чернь развлекается! Все равно кроме милиции Христа и родственников инквизиции к костру никто близко не подойдет!

– Казнь – событие для горожан.

– Событие, – и усмехнулся снова, – я передам герцогу, что в городе веселятся, а инквизитор действует справедливо и точно…..

– Вы останетесь посмотреть казнь?

– Зачем? Поспешу скорей к герцогу, доложить приятные известия о том, что в городе все спокойно и вмешиваться ему не следует. И еще ему будет приятно узнать, что поджарили травницу Катерину и лесного колдуна. Эта девка с наглыми зелеными глазами никогда ему не нравилась, а лесной колдун так плохо погадал ему в прошлый раз, что… Право же, для герцога это будет радостная новость!

Знатный сеньор устремился к выходу из узкой улочки, ничего не слыша, и оруженосец был вынужден последовать за ним. Две фигуры удалялись все дальше и дальше, под шум собравшихся на улицах, под громкий стук молотков.

1413 год, Восточная Европа

Колокольный звон разливался в прозрачном утреннем воздухе. Отражаясь от крыш, летел в небо. Звон пронзительный, чистый разливался над землей сияющим полотном, и в нем тонули все остальные звуки. Это был удивительно прекрасный день – день, когда солнечные лучи были словно сделаны из яркого стекла, а воздух был наполнен ароматом цветов и трав, и земли, и небесной лазури, и чем-то неуловимо прекрасным, таким, как запах надежды…. Это был день для счастья, любви, праздника, смеха…. Не для смерти. И словно в противовес надежде яркие зеленые флаги (символ лицемерия и смерти) гордо реяли на легком утреннем ветерке, словно покрывая весь город не пропускающим воздух полотном.

Толпы народа сбегали к площади по узким улочкам города. Именно к площади был направлен людской поток, такой широкий и плотный, что застревал в стенах домов, и такой обширный и пестрый, что в нем можно было свободно разглядеть представителей всех рас и пород, а хитрые приезжие из окрестных городков и деревень успели занять места еще с ночи, и теперь уже сидели прямо на земле, на лучших местах площади, либо (к огромному неудовольствию коренных горожан) бежали первыми в огромной толпе.

Кого здесь только не было! Мужчины в домотканых рубахах, захватившие из дома любое оружие, даже такое нелепое, как деревенский вертел, женщины в пышных юбках, принарядившиеся, как к празднику, в свеженакрахмаленных белоснежных чепцах, и украсившие волосы развевающимися разноцветными лентами, дети с деревянными игрушками и всевозможными лакомствами, часто завернутыми прямо в материнский подол, подростки в нелепых одеяниях и едва ковыляющие карапузы, на ходу сосущие сахарные пряники, старики в потертых бархатных камзолах, уродливые старухи, такие страшные, словно на землю спустился сам черт, богатые арендаторы, бродячие цыгане, всегда съезжавшиеся на большие скопления народа (будь то праздники, ярмарки или казни), чтобы беспрепятственно воровать и гадать, хитроватые служанки знатных дам в платьях из серого холста, конюхи из обширных господских конюшен, огромная армия слуг богатого феодала, поварята, не успевшие снять свой белый колпак – все представители и виды обширной людской породы стремились на площадь, жизнерадостно гомоня и толкая друг друга, и шум, безумолчный шум стоял над этой толпой.

Многие женщины, отправляясь на площадь со всем своим многочисленным семейством, тащили огромные корзины с едой, прижимая к своему животу, и тут и там, сплошь и рядом можно было увидеть мужчин, их супругов, тащивших плетенные бутыли с домашним вином, и, судя по красным щекам и неумолкающей говорливости, уже успевшие не раз к ним приложиться. Толком не понимая, куда идут, люди стекались на площадь, как на огромный пикник, да многие из них действительно представляли себе публичную казнь огромным праздничным пикником, даже лучшим – потому, что казнь подразумевала собой зрелище. Лица были разгорячены от предвкушения и выпитого спиртного. Хохот, гвалт стоял над толпой.