Эволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки

Каждый желающий основать разветвленную организацию в Древнем мире сталкивался с двумя серьезными проблемами: несовершенством транспортных и информационных технологий. В те дни информация распространялась со скоростью человека, знающего ее, а он, в свою очередь, путешествовал со скоростью животных, которые его везли. После того как Павел, основав одну церковь, отправлялся в далекий город создавать новую, он попадал в другой мир, был не в состоянии часто возвращаться и следить за ходом работ, не мог сбрасывать по электронной почте письма, чтобы подхлестывать глав церкви.

Вынужденный мириться с этим дефицитом технологий, который кажется нам вопиющим, Павел воспользовался единственным средством, имеющимся у него в распоряжении: посланиями. Он отправлял письма далеким собраниям в попытке держать их в курсе его общей миссии. Результаты дошли до нас в виде новозаветных посланий Павла (по крайней мере, семь из тринадцати большинство библеистов считают подлинными). Эти послания – не просто вдохновляющие духовные размышления: они также представляют собой инструменты для решения административных проблем.

Возьмем знаменитую оду любви из Первого послания к Коринфянам. Это письмо написано в ответ на кризис. С тех пор как Павел покинул Коринф, в тамошней церкви произошел раскол и у Павла появились соперники, жаждущие власти. В начале послания апостол сетует на то, что некоторые члены собрания говорят: «Я Павлов», а другие – «я Кифин»¹⁴.

Есть и вторая проблема, возможно, связанная с остальными. Многие в церкви – «энтузиасты» или «фанатики», как называют их некоторые исследователи – были убеждены, что имеют прямой доступ к божественному знанию и близки к духовному совершенству. Некоторые считали, что не нуждаются в руководстве церкви в вопросах нравственности. Находились и те, кто демонстрировал свою духовную одаренность, начиная «говорить языками» во время богослужений, что могло раздражать менее притязательных верующих, а в больших дозах – сорвать службу. Как выразился Гюнтер Борнкам, «отличительной особенностью «энтузиастов» было то, что они решительно отвергали какие бы то ни было обязательства по отношению к остальным»¹⁵.

Иначе говоря, им недоставало братолюбия. Поэтому Павел уделяет особое внимание этому вопросу в 1 Кор, особенно в главе 13 («главе любви», той самой, которую читают во время свадебных церемоний). В таком контексте язык данной главы приобретает совершенно новый смысловой оттенок. Имея в виду нарушение богослужений теми, кто начинал «говорить языками», Павел пишет: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвал звучащий». А утверждая, что «любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует», он отчитывает коринфян, пользующихся своими талантами – будь то говорение языками, дар пророчества или даже великодушие – напоказ, ради соперничества.

Павел не доходит до того, что запрещает говорение языками. Однако он подчеркивает, что обращение к братьям на языке, которого они не могут понять, – это не акт любви, в то время как разумная речь – это «людям в назидание, увещание и утешение». В соответствии с этими словами он дает ряд рекомендаций. Никому не следует говорить языками, если рядом нет кого-нибудь, кто мог бы служить переводчиком, и даже в этом случае говорящие должны быть немногочисленными и придерживающимися порядка: «Если кто говорит на незнакомом языке, говорите двое, или много трое, и то порознь». С другой стороны, в пророчествовании нет ничего плохого, так как оно понятно и может послужить окружающим. (Но разве не могли люди воспользоваться своим пророческим даром, чтобы поставить под сомнение власть Павла? Не беспокойтесь, Павел и это предусмотрел: «Если кто почитает себя пророком или духовным, тот да разумеет, что я пишу вам, ибо это заповеди Господни. А кто не разумеет, пусть не разумеет».¹⁶)

Красота «братолюбия» не просто должна была сплотить христианские собрания. Обращение к знакомым чувствам позволяло Павлу утвердить свою власть за счет соперников. Разве основание семьи коринфских христиан – их заслуга? Он объясняет коринфянам, что пишет «вразумляя вас, как возлюбленных детей моих… ибо я родил вас во Христе Иисусе благовествованием. Посему умоляю вас: подражайте мне»¹⁷.

Если бы Павел остался среди коринфян, он мог бы одним своим присутствием обеспечить единство собрания и ему не понадобилось бы проповедовать о потребности всех братьев быть единым «телом Христовым»¹⁸. Но поскольку Павел считал своим долгом идти дальше и основывать церкви по всей империи, ему приходилось насаждать братолюбие как регулирующую ценность и усердно взращивать его. В случае 1 Кор 13 результатом стало одно из прекраснейших литературных произведений западной цивилизации – разве что, пожалуй, более прекрасное вне контекста, чем в нем.

Любовь, пересекающая границы

Таким образом, с точки зрения честолюбивого раннехристианского проповедника, учение о братской любви имело как минимум два преимущества. Во-первых, братские узы придали притягательность церквам и обеспечили семейным теплом тех, кому его недоставало в период урбанизации и переселений. Как пишет Илейн Пейджелс, «с самого начала тем, что привлекало посторонних в христианские собрания… было наличие группы, которую объединяющая духовная сила превращала в большую семью»¹⁹. (Несомненно, Павел хотел, чтобы его церкви выглядели притягательно. В 1 Кор он спрашивает: «Если вся церковь сойдется вместе и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, – то не скажут ли, что вы беснуетесь?»)²⁰. Во-вторых, учение о братской любви стало формой дистанционного управления, инструментом, которым Павел мог пользоваться издалека, добиваясь сплоченности собрания.

Строго говоря, этот акцент на братских чувствах не всегда подразумевал акцент на межнациональном братстве. Насколько нам известно, некоторые из этих ранних собраний не были этнически разнообразными, поэтому для сплочения отдельных церквей не требовалось преодолевать этнические границы. Так откуда же взялась эта подразумеваемая в христианстве братская любовь?

Отчасти ответ в следующем: выход за этнические рамки был встроен в представления Павла о возложенной на него божественной миссии. Ему предстояло стать апостолом язычников, предстояло нести спасительную благодать еврейского мессии, Иисуса Христа, за пределами еврейского мира. У истоков своих стремлений Павел переходит мост, переправой через который он известен, и произносит, что нет уже «ни иудея, ни грека», ибо все они вправе рассчитывать на спасение Божье.

Ставя на одну доску еврея и грека, Павел в каком-то смысле помещает прагматизм выше духовного начала. По мнению самого Павла, духовная основа его миссии среди язычников содержится в пророческих текстах, особенно в апокалиптических ожиданиях Второисайи, которому представлялся грядущий мессия и долгожданный всплеск почитания Яхве во всем мире. И как мы видели в главе 7, эти отрывки вовсе не были одой этническому эгалитаризму. Идея заключалась в том, что языческие народы смиренно примут власть израильского бога, а значит, и власть Израиля. Бог обещает израильтянам, что после спасения и египтяне, и ефиопляне «к тебе перейдут, и будут твоими; они последуют за тобою, в цепях придут, и повергнутся пред тобою, и будут умолять тебя». Мало того, «преклонится всякое колено, будет клясться всякий язык». Так «Господом будет оправдано и прославлено все племя Израилево»²¹.

Конечно, христиане предпочитают оглядываться назад и указывать на менее националистические отрывки Второисайи – такие, как обещание Яхве принести спасение «до концов земли», в котором Израиль в итоге сыграет роль бескорыстного просветителя, «света народов»²². Но сам Павел не заостряет внимание на этих отрывках. Объясняя суть своей миссии среди язычников в Послании к Римлянам, он ссылается на стих о том, что преклонится всякое колено и будет клясться всякий язык, но ни словом не упоминает про свет народов. Он объявляет, что его работа – помочь «в покорении язычников». Наряду с апокалиптическими пророками прошлого он, по-видимому, считает, что суть этих действий – в том, чтобы мир подчинился израильскому мессии; Иисус, объясняет Павел, цитируя Первоисайю, «восстанет владеть народами»²³. По-видимому, Павел соглашается с тем, что этническая принадлежность и родословная способны гарантировать божественную милость и даже спасение тем, кто в противном случае не заслуживал бы их; хотя многие иудеи не видят, что Иисус – Мессия, «в отношении к избранию, возлюбленные Божии ради отцев»²⁴.

Но эти и другие теоретические выкладки мало что значат по сравнению с имеющимися фактами. Воздействие любых следов характерных для Писания намеков на превосходство иудеев над язычниками, перенесенные Павлом в его тексты, было ослаблено с помощью ключевого стратегического решения, которое он принял ранее.

Бизнес-модель Павла

Существовали и другие иудейские последователи Иисуса, которые, подобно Павлу, стремились нести Благую весть язычникам. Однако многие из них настаивали на том, что язычники, дабы иметь право на спасительную милость Иисуса, должны исполнять еврейский закон, Тору, то есть строго придерживаться определенных правил в питании, и главное – пройти обряд обрезания. До изобретения современной анестезии требование, чтобы взрослые мужчины переносили операцию на пенисе, чтобы получить право исповедовать какую-либо веру, неизбежно попадало в категорию «антистимулов».

Павел уловил значение этого и других подобных препятствий. Специально для язычников он отменил большую часть еврейских пищевых запретов и правил, а также отдельно рассмотрел требование обрезания: «Во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью». Павел так настойчиво стремится снести барьер обрезания, что во время споров по этому вопросу с другими последователями Иисуса ему порой изменяет братолюбие. В Послании к Галатам он выражает пожелание, чтобы те, кто проповедовал обязательное обрезание, «удалены были»!²⁵ (Некоторые специалисты утверждают, что «удалены» – это эвфемизм, попытка передать смысл греческого выражения, означающего более радикальное хирургическое вмешательство. Альтернативный перевод – «целиком себе отрежут!»²⁶)

Стратегическая мудрость Павла не вызывает сомнений. Многие религии тех времен, в том числе некоторые «мистерии», были открыты людям различной этнической принадлежности. Но на пути к членству в них неизменно находились препятствия, в том числе финансовые – например, вступительные взносы, введенные священниками²⁷. Христианские церкви сохраняли конкурентоспособность, отказавшись от подобных финансовых барьеров, и Павел поддерживал ее, зорко наблюдая за тем, чтобы вместо прежних барьеров не появлялись новые.

Это решение добиться свободы привлечения новых верующих, не стесненной еврейским законом, не только смягчило характер Послания Павла к Римлянам с его идеей миссии как средства подчинения язычников израильскому мессии. Оно навлекло на Павла обвинения в «отрицании» Торы. Однако это «отрицание» предназначалось для того, чтобы завербовать язычников в ряды последователей Иисуса. В действительности Павел считал себя добропорядочным, «торапослушным» евреем, но, в отличие от большинства других евреев, был убежден, что их мессия уже явился. (Ни в одном из своих посланий Павел не употребляет слово «христианский».²⁸)