Крах и восход

Николай обдумал мои слова и сказал:

– Отлично.

– И что, это все? Никаких мудрых изречений? Зловещих предупреждений?

– Ради всех святых, Алина! Надеюсь, ты не ждешь, что я стану твоим голосом разума. Я придерживаюсь строгой диеты из опрометчивого энтузиазма и чистосердечного раскаяния, – он выдержал паузу, улыбка сошла с его губ. – Но мне искренне жаль, что ты потеряла своих солдат и что я не сделал чего-то большего в ту ночь.

Под нами начинались белые просторы Вечного Мороза, а вдалеке виднелись очертания гор.

– Что ты мог сделать, Николай? Все бы просто закончилось твоей смертью. И вероятность такого исхода все еще велика. – Слова были жестокими, но правдивыми. Против теневых солдат Дарклинга все – вне зависимости от своей гениальности и предприимчивости – были почти бессильны.

– Кто знает, – ответил Николай. – Я без дела не сидел. Возможно, у меня еще припасена пара сюрпризов для Дарклинга.

– Умоляю, скажи, что планируешь переодеться в волькру и выпрыгнуть из торта.

– Ну вот, ты испортила весь сюрприз! – он оттолкнулся от перил. – Мне нужно направить нас к границе.

– К границе?

– Мы держим курс на Фьерду.

– О, прекрасно. Вражеская территория. А я только начала расслабляться.

– Это мое небо, – подмигнул Николай, после чего вальяжно пошел по палубе, насвистывая знакомую фальшивую мелодию.

Я скучала по нему. По его болтовне. По тому, как он справлялся с неприятностями. По тому, как он приносил с собой надежду, куда бы ни шел. Впервые за долгие месяцы я почувствовала, как узел в моей груди ослабевает.

Я думала, что, миновав границу, мы полетим к побережью или даже в Западную Равку, но вскоре мы держали курс к горному хребту, который я приметила ранее. Из своего картографического прошлого я знала, что эти горы – самые северные вершины Сикурзоя, хребет тянулся вдоль большей части восточной и южной границ Равки. Фьерданцы называли их Эльбьен – Локти – хотя, чем ближе мы подлетали, тем непонятней становился их выбор слова. Это были огромные заснеженные вершины из белого льда и серого камня, превосходящие в размерах горы Петразоя. Если это локти, я не хотела знать, кому они принадлежат.

Мы взлетели выше. Воздух стал холоднее, когда мы попали в густой покров из облаков, скрывающих самые крутые вершины. Стоило нам всплыть над ним, как я восторженно ахнула. Отсюда горные пики, которые были достаточно высокими, чтобы пронзать облака, будто парили, как островки в белом море. Самый высокий выглядел так, словно его обхватили гигантские морозные пальцы, и когда мы облетали его по дуге, мне показалось, что я увидела какие-то силуэты сквозь лед. Ступени узкой каменной лестницы вели, петляя, наверх по поверхности скалы. Какой безумец решится на такой подъем? И с какой целью?

Мы обогнули гору, прижимаясь ближе и ближе к скалам. Я уже начала было паниковать, и тут мы резко свернули вправо. Внезапно оказавшись меж двух ледяных стен, «Пеликан» сделал вираж, и мы влетели в каменный ангар.

Николай и вправду не сидел без дела. Все собрались у перил, наблюдая за поднявшейся из-за нас суматохой. В ангаре было пришвартовано три корабля: еще одна грузовая баржа, точно такая как «Пеликан», обтекаемый «Зимородок» и похожее судно под названием «Выпь».

– Выпь почти как цапля, – пояснил Мал, надевая позаимствованные у кого-то ботинки. – Только поменьше и пронырливее.

У «Выпи», как и у «Зимородка», было два корпуса, только более плоские и широкие у основания, а еще встроенное оборудование, напоминавшее полозья саней.