Четыре года назад…
В тот день Путница тоже торопилась, безжалостно подгоняя лошадь. Ведь ее любимому мальчику исполняется два года! И в мешке, том, на который Вейн любовно поглядывала, она везла малышу подарки. Там были сладости, тающие на языке и тянущиеся длинными медовыми лентами; стеклянные магические шары, в каждом из которых заключались невероятные живые пейзажи: цветущие поля с маленькими домиками деревень; озера, с плескающимися русалками; искрящиеся радугой водопады, с пролетающими над ними драконами. И целый ворох игрушек, которые так нравились ее сыну, и книжки с зачарованными страницами, после чтения которых снятся волшебные сны.
И Вейн улыбалась, представляя, как обрадуется Алекс, и как они усядутся у камина после праздничного ужина, чтобы хорошенько все рассмотреть.
Вейн вбежала в дом, на ходу скидывая плащ и маску, бросая на лавку перчатки.
— Алекс, — крикнула она, — Алекс, где ты, малыш?
В светлых комнатах было тихо, и Путница вдруг забеспокоилась.
— Кнейш? Дир? Алекс? Где вы!
Она почти бегом оббежала дом, убедилась, что он пуст. Метнулась к выходу и уже в дверях столкнулась с Охотником.
— Дир! — с облегчением выдохнула она, — где Алекс? Они с Кнейш ушли гулять?
Мужчина молча смотрел на нее, не отвечая, и паника снова сжала сердце Вейн.
— Где мой сын? — резко выкрикнула она.
— Они забрали его. Смотрящие. Прости… Их было слишком много…
Она застыла, осмысливая его слова, с недоумением и испугом всматриваясь в глаза цвета меда.
— Прости, — мучительно выдохнул Дир.— Я ничего не смог сделать… Я ведь предупреждал, что так будет!
Вейн чуть склонила голову. Внутри разливалась стужа, она давила панику, не позволяя ей взять вверх над разумом, хотя все ее инстинкты требовали выть и кричать. Но этого она не могла себе позволить.
— Не смог или не захотел, Дир? — холодно спросила она.
— Вейн!— он вскинул на нее измученные глаза. — Ты что!
— Что? Разве я так далека от истины? Ты жив и здоров, не валяешься тут с перерезанным горлом. Значит, решил, что без Алекса будет лучше. Тебе. И не будет больше этого напоминания о моей большой любви, которое так тебя раздражало все эти годы. Правда, Охотник?
Он молчал, на бледных щеках проступили красные пятна, выдавая его чувства. Медовые глаза словно выцвели, пожелтели.
— Может, все было бы по-другому, если бы ты хоть иногда смотрела на меня не как на бездушного лича, Вейн? — тихо и горько бросил он. — Может, тебе стоило сделать что-нибудь, чтобы я стал частью вашей жизни? Твоей и Алекса? Ты столько лет живешь воспоминаниями, даже не видишь меня, я устал от этого!