Заклинатель боли

22
18
20
22
24
26
28
30

Мне все же удалось встать — и почти тут же пришлось уворачиваться. Воскресенский, по-прежнему рыча и разбрызгивая изо рта черную дрянь, принялся гонять меня по всей комнате. Раз за разом он пытался достать меня руками, действуя невероятно быстро. И так могло продолжаться очень долго: проклятие превратило толстяка в машину из мяса, жира и костей, которая наверняка не знала усталости.

Нужно было срочно что-то придумывать, иначе ублюдок попросту загоняет меня. Уже сейчас я двигаюсь на пределе возможностей, а мое тело по-прежнему очень слабо. Долго в таком темпе я не продержусь.

Воскресенский взревел особенно яростно и грохнул ручищами по столу. Лишь сейчас я заметил лежащий там тесак.

Что ж, какое-никакое, но оружие…

Парой обманных движений мне удалось отвести толстяка подальше от стола. Затем я рванул назад и успел-таки схватить тесак до того, как ублюдок оказался рядом.

Взмахнув оружием, оставил длинный порез на обвисшем брюхе, из которого тут же хлынула черная дрянь. Воскресенский взревел — больше от ярости, чем от боли, — и взмахнул рукой. Я чудом смог увернуться и попутно рубанул тесаком жирный бок урода. Но на этом все, развить успех мне не дали: толстяк качнулся в сторону и едва не сбил меня с ног.

Следующие пять минут напоминали сражение тореадора с разъяренным быком. Только вместо бандерильи у меня был тесак, и наносить им урон оказалось ох как непросто. Однако время от времени я доставал ублюдка, так что на туше появилось еще несколько ран.

В какой-то момент мы с Воскресенским замерли друг напротив друга. Рядом со мной была та самая тележка из-под инструментов, и, как только толстяк рванул в очередную атаку, я толкнул ее ногой ему навстречу. Не ожидавший подобного урод не успел остановиться и, споткнувшись, грохнулся в каких-то двух шагах от меня.

Не теряя ни секунды, я принялся работать тесаком.

Раз за разом я обрушивал лезвие на затылок толстяка, превращая его в месиво и надеясь, что этого наконец окажется достаточно для победы.

Но нет: Воскресенский зарычал, а затем очередным взмахом руки попросту подсек меня. Я рухнул рядом с ним, больно приложившись о кафель локтем, но тут же вновь оказался на ногах.

Как и сам толстяк.

Бой продолжился, однако на сей раз противник двигался не так быстро. Вдобавок он время от времени замирал и дергал развороченной башкой, подставляясь под удары тесаком. Я продолжал рубить голову Воскресенского, и вскоре та попросту развалилась. Однако и после этого ублюдок продолжал стоять на ногах, хоть и стал практически беспомощным. Все, на что его хватало, — слепые взмахи руками, от которых я уворачивался без особого труда, и беспорядочные перемещения из стороны в сторону.

На то, чтобы зарубить его, потребовалось не меньше четверти часа. И когда изувеченная безрукая туша с вываливающимися внутренностями наконец рухнула и замерла, я едва стоял на ногах, тяжело дыша и обливаясь потом.

Убедившись, что больше этот кусок мяса не представляет угрозы, я дошаркал до стены, сел и прикрыл глаза. Руки и ноги тряслись, мозг едва не кипел, а из-за вони от трупа Воскресенского к горлу то и дело подкатывала тошнота. Но при всем при том мне хотелось есть. Очень сильно.

Кабо я вызвал минут через десять, когда более-менее пришел в себя. Красавица, по своему обыкновению, просто материализовалась — на сей раз сидящей на том самом столе, где Воскресенский убивал проституток. Новый наряд девушки представлял собой переплетение широких бирюзовых лент из шелка, плотно обхватывающих ее божественное тело. Я поневоле залюбовался, и Кабо, ответив довольной улыбкой, очень соблазнительно потянулась.

— Как дела у моего героя? — промурлыкала она, не торопясь опускать руки. — Ты выглядишь уставшим, Пайн.

— Пришлось потрудиться, — ответил я. — Уже побежденный противник захотел второй раунд.

Кабо понимающе покивала, затем перевела взгляд на то, что осталось от Воскресенского. Прищурилась, явно изучая труп, и спустя три-четыре секунды я впервые увидел на прекрасном лице ненависть. Глаза красавицы потемнели, ноздри гневно раздувались, а верхняя губа чуть заметно задрожала.

— Какая же тварь… — процедила Кабо, не отрывая яростного взгляда от груды мяса. — Просто… подонок…