— В каком смысле «приоткрыт»? — переспросила, неотрывно глядя на мириады сверкающих искорок.
— В прямом, коварная моя.
— В каком «в прямом»?
Но кесарь не ответил. Его руки вновь обняли меня, губы прикоснулись к шее, и какое-то время мы просто стояли в прекрасном саду, где цвели цветы и деревья, раздавалось пение сотен птиц, журчали фонтаны, сладкий аромат кружил голову, а шелест листьев успокаивал. Столько раз я мечтала вырваться в этот парк, оставив все дела хоть ненадолго, побродить по аллеям, прикоснуться к фонтанам, вдохнуть аромат всех цветов, и особенно хотелось полежать на голубой траве, которая ровным ковром покрывала участки под деревьями, или хотя бы побродить босиком… Сколько раз я бросала взоры на парк из окон своей спальни, своего кабинета, зала заседаний Альянса… как жаль, что мне так ни разу и не удалось осуществить исполнение этого желания, прогулку по парку я вечно откладывала на потом… И вот дождалась — этого самого «потом» у меня уже не будет!
Кесарь, несомненно, считавший мои мысли, усмехнулся, его губы вновь осторожно коснулись моей шеи, и он прошептал:
— Я же предупреждал, что все реформы в Правде бессмысленны. Ты бездарно истратила отпущенное тебе время.
Судорожный всхлип вырвался из груди против моей воли, потому что я хочу жить! Смерть никогда не была в числе моих приоритетов… Я не готова умереть, совсем не готова…
Тихий смех был ответом на мою мысленную истерику.
А затем… весь мир раскололся…
В буквальном смысле!
Сначала земля начала дрожать, словно изнутри нее рвалось что-то огромное. Я удержалась на ногах только благодаря объятиям кесаря, неколебимого даже столь чудовищным землетрясением. И мы так и остались стоять в этом бушующем буйстве, а вот Лора и Девари грохнулись на землю, затем послышался отчаянный визг… Лориана, встав на четвереньки, скептически посмотрела на лорда… Девари визжать перестал и даже смутился. Я хмыкнула, загордилась стойкостью сестрички и передумала устраивать истерику — я же Астаримана.
Однако мои мысли и по поводу истерики, и по поводу принадлежности к гордому роду Астаримана испарились вмиг, едва по саду… моему прекрасному саду зазмеились трещины! Огромные, раскалывающие весь парк трещины!
— Не-е-ет! — закричала я, не в силах сдержаться.
Однако дальше кричать не получилось — я буквально лишилась дара речи, едва деревья и кусты моего парка начали срываться и падать в стремительно образующиеся расщелины! Мои прекрасные цветущие деревья с птичьими гнездышками, с кормушками, с комьями земли и участками голубой травы… Когда же в эти все увеличивающиеся трещины начали проваливаться и фонтаны и клумбы, я поняла, что по щекам текут слезы… Мой парк… мой прекрасный парк, о котором я столько мечтала, над его планами и эскизами я просидела не один вечер… От величественного подарка кесаря теперь остались лишь вздыбленные участки земли, огромные трещины, глубокие овраги и только место, на котором стояли мы, сохранялось неизменным.
— Это всего лишь сад! — раздраженно произнес кесарь.
— Это был мой сад, — прошипела злая я, — мой. Я всегда мечтала именно о таком, я мечтала о нем с детства… ведь даже в Ирани был разбит парк в соответствии с планами мамы, а я… я свой всегда хотела. Вот такой.
Он ничего не сказал. Протянув ладонь, кесарь позволил лучу ослепительно-яркого света устремиться к земле…
И земля содрогнулась, вспыхнули огнем разломы, затем вполне предсказуемо со стороны дворца раздался страшный треск, и вскоре послышались крики выбегающих из строения людей… А почва продолжала исторгать нечто, что грозило разрушить все вокруг…
Меланхолично наблюдая эпическое светопреставление, я не удержалась от вопроса:
— Объясните мне, зачем вы построили парк, если планировали его разрушить?