— В таком случае у вас одним врагом станет больше, примите это как данность!
Сверкающие в полумраке глаза сверкнули ярче, затем сузились. Но есть пределы даже моей разумности — и я до него дошла.
— Мне совершенно все равно, какие у вас планы на меня, — решительно глядя на супруга, произнесла я, — но смерть айсира Грахсовена недопустима!
Кесарь пристально смотрел на меня, без тени улыбки, без намека на согласие — только ледяная ярость, грозящая стать для меня последующей демонстрацией жестокости супруга.
— Нежная моя…
Но я не позволила ему завершить, стремительно изменив тактику и внеся конструктивное предложение:
— Я добьюсь заключения брака между айсиром Грахсовеном и Лорианой в течение этого года. Дайте мне всего год, я не прошу о многом! — И почти взмолилась: — Прошу вас.
Да, я готова была умолять. В этой ситуации ничего иного мне не оставалось, а гордость никогда не являлась приоритетом. Мне нужна жизнь Динара, и ради этого я пойду на все, даже на его брак с Лорой…
— Полгода, — неожиданно весело внес свое предложение император.
Надо же, и без демонстраций обошлись.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я.
Кажется, договоренность достигнута… Об остальном я подумаю позже и в одиночестве.
Кесарь усмехнулся и, не сводя с меня мерцающего взгляда своих нечеловеческих глаз, медленно поднялся. Я продолжала сидеть и сжимать пальцы рук в стремлении подавить растущий панический ужас. А император плавно направился ко мне. С каждым его шагом мое сердце начинало биться все чаще, в горле пересохло, и как завороженная я смотрела на приближение самого страшного правителя в Рассветном мире.
— Коварная моя, знаешь, что больше всего злит в данной договоренности? — вопросил кесарь, подойдя вплотную и склонившись надо мной.
— Что? — вопрос больше напоминал какой-то полузадушенный писк.
Лицо кесаря исказилось едва сдерживаемой яростью, и супруг прошипел:
— Ты и не планируешь придерживаться данного соглашения и спустя полгода либо вновь выдвинешь подобное предложение, либо попытаешься нанести удар в спину! В мою спину, не так ли, подлая моя?
Не думать, не думать, не думать… Но руки мелко подрагивают, потому как… не думать!
— Я прав, Катриона. Несомненно, я прав, — выдохнул кесарь мне в лицо.
Да, прав, мы оба понимали это! Но его знание моих методов, несомненно, не радует… Совсем не радует.