Петля дорог

22
18
20
22
24
26
28
30

— Если бы, вообрази на секундочку… Если бы ты был Создателем и решил смодели… создать… мир… Ты мог бы обойтись без Провидения?

Болезненно вскрикнул Гнойник. Коренастый мыл его, как кусок дерева. Видимо, Провидение спросит с добровольного санитара исключительно за результат…

Музыкант поднял голову. Поймав его взгляд, Ирена нахмурилась:

— Что?

— Примерно о том же писала сочинительница Хмель, — неохотно проговорил старик. — Сельский мальчик подслушал, как ящерица и хамелеон ведут спор, ящерицу звали Милосердие, а хамелеона — Раскаяние… А потом в спор их вмешался Создатель.

Коренастый закутал дрожащего Гнойника в кусок чистого полотна и понес в дом — в чувством выполненного долга. Гнойник по-стариковски щурился, глаза его слезились, то ли от холода, то ли…

— Создатель? — механически переспросила Ирена.

Музыкант хихикнул:

— Госпожа Хмель дала Создателю имя…

Вдоль забора шел, неумело помахивая метлой, чистенький юноша явно благородного происхождения. Чем-то провинился отпрыск славного рода, обстоятельства потребовали срочного реверанса перед Провидением, и вот юнец зарабатывает поощрение, убирая за убогими, хотя даже легкая метла мозолит ему пальцы…

Юнец двигался равномерно и слепо, как мусороуборочная машина. Ирену рассмешило это сравнение; приблизившись к старику с лютней, сидящему прямо на траве, и расположившейся рядом сумасшедшей беременной бабе, подметальщик приостановился. Сделал красноречивое движение метлой — убирайтесь, мол, не мешайте процессу искупления…

Музыкант, кряхтя, поднялся.

— Имя Создателя? — переспросила Ирена с привычным опозданием.

— Посторонись, — хрипловато сказал юнец.

Ирена не шевелилась. Напряженно сведя брови, она снизу вверх смотрела на лютниста:

— Имя Создателя?

Подметальщик шагнул вперед, его нежное безбородое лицо перекосилось брезгливой ненавистью:

— Подними задницу, потаскуха рехнутая!

И замахнулся метлой. Не собираясь, конечно же, бить — просто отгоняя помеху, как сгоняют с огорода обсевших его ворон…

Музыкант уже брел к дому, лютня в его руках едва не касалась земли.