Он сдернул со спины щит, продел руку в ремешки. Вынул из петли топор, крепко сжал рукоять с тем удовольствием, с каким берет в руки молот кузнец, собираясь приступить к любимой работе.
Во внутреннем дворе были еще целы зеленые сады, разбитые на террасах, вырубленных из горного склона. С трех сторон их обнимало огромное здание. Изысканная каменная резьба, сверкающие высокие окна, купола и башенки, вознесшиеся над крышей, украшенной вдоль зубчатого края статуями. Не требовалось большого ума, чтобы узнать дворец герцога Орсо, и это было хорошо, поскольку Трясучка знал, что большого ума у него не было. Одна кровожадность.
– Пошли, – сказала Монца.
Трясучка улыбнулся.
– Сразу за вами, командир.
Траншеи, которыми изрыт был пыльный горный склон, опустели. Солдаты, занимавшие их, исчезли. Кто отправился домой, кто играть свою ничтожную роль в борьбе за власть, которая уже начала разворачиваться в результате безвременной кончины короля Рогонта и его союзников. Осталась лишь Тысяча Мечей, алчно облепившая дворец герцога Орсо, как мухи труп. Шенкт видел такое уже не раз. Долг, верность, гордость – поверхностные по сути мотивы, которые позволяют людям испытывать чопорное самодовольство, покуда светит солнце, но вмиг развеиваются, стоит грянуть буре. Что же до жадности – о, на нее всегда можно положиться.
Он прошел по неровной тропинке, протоптанной по израненной боями земле перед стенами, перешел мост, приблизился к воротам Фонтезармо. Открыты. Рядом сидел на походном стуле единственный караульный, прислонив копье к стене.
– По какому делу идете? – спросил он без особого интереса.
– Герцог Орсо поручил мне убить Монцкарро Меркатто, ныне великую герцогиню Талинскую.
– Шутник.
Наемник натянул воротник на уши и привалился спиной к стене.
Часто последнее, чему верят люди, это правда. Шенкт размышлял об этом, пробираясь длинным тоннелем во внешний двор крепости. Строго выверенная красота парадных садов герцога Орсо сгинула вместе с половиной северной стены. Наемники превратили их в пепелище. Но такова война. Всюду хаос и неразбериха. И это тоже война.
Последний штурм явно был в разгаре. Возле внутренней стены стояли лестницы, у подножия валялось множество тел, мертвых и живых. Среди них бродили санитары, поили водой раненых, перевязывали их и укладывали на носилки. Шенкт знал, что из тех, кто не может сам даже ползти, выживут немногие. Но люди цепляются за малейший проблеск надежды, что всегда его в них восхищало.
Он остановился возле разбитого фонтана и некоторое время молча следил за этой борьбой с неизбежным. Тут невесть откуда выскочил человек и чуть не налетел на него. Ничем не примечательный, лысый, в потертой кожаной куртке.
– Ох! Примите мои глубочайшие извинения!
Шенкт не ответил.
– Вы… вы здесь… как бы это выразиться… участвуете в штурме?
– Некоторым образом.
– И я, и я. Некоторым образом.
Наемник, бегущий с поля боя, – что может быть естественней?.. Однако на солдата незнакомец не походил. Одет он был, как наемный убийца, но разговаривал, как плохой писатель. Энергично помахивал одной рукой, явно отвлекая внимание от другой, которая подбиралась тем временем к припрятанному оружию. Шенкт нахмурился. Ему самому лишнее внимание было ни к чему. Поэтому он, как обычно, дал этому человеку шанс.