Обычно Шай не «светила» свои карты, но что-то в этом человеке располагало к доверию.
– Мэр.
Он с присвистом втянул воздух.
– Да я бы скорее сунул гадюку себе в штаны, чем доверился этой женщине.
– Как по мне, она слишком скользкая.
– Меня учили не доверять людям, которые не называют своего настоящего имени.
– Да? Но ты мне своего не назвал.
– Думал обойтись, – вздохнул здоровяк. – Люди сразу относятся ко мне по-другому, когда узнают имя.
– Он смешное, что ли? Вроде Жопен, что ли?
– Это я почел бы за милость… От моего имени не смеются, как бы горько это ни звучало. Не поверишь, когда узнаешь, сколько усилий я сам для этого приложил. Годы труда! А теперь никакой возможности остаться незаметным. Я сам мастерски выковал звенья своих цепей.
– По-моему, все мы частенько занимаемся чем-то подобным.
– Очень даже возможно… – Он остановился и протянул ей руку. Пожатие большой теплой ладони заставило Шай вновь почувствовать себя ребенком. – Мое имя…
– Глама Золотой!
Здоровяк вздрогнул, повел плечами и медленно обернулся. Посреди улицы стоял молодой человек. Крупный, со шрамом на губе, в драной куртке. Он слегка пошатывался, поскольку, на взгляд Шай, пил давно и запойно. Возможно, накатил для храбрости, хотя в Кризе народ не искал особую причину, чтобы напиться. Бродяга указал на них трясущимся пальцем, вторая ладонь дрожала на рукояти большого ножа, висящего на поясе.
– Ты убил Медведя Стоклинга? – проорал он. – Ты, типа, выигрывал все поединки? – И плюнул в грязь под ноги северянину. – Выглядишь так себе.
– А я и есть так себе, – мягко ответил здоровяк.
Парень заморгал, ошеломленный новостью.
– Ладно… Я, мать твою, вызываю тебя, ублюдок!
– А если я не хочу?
Нахмурившись, парень оглядел людей у входов в дома, которые побросали все дела ради такого зрелища. Облизал губы, все еще не до конца уверенный в себе. Потом увидел Шай и предпринял еще одну попытку.