– Да легко. Но не знаю, как Савиан отнесется к кнуту.
– Боюсь, кнут об него сломается.
Фургон наконец-то освободился и поехал. Старый кузен Джентили вертелся на козлах. А позади, на мелководье, Савиан похлопал Лэмба по плечу.
– Похоже, они сдружились, – заметила Шай. – Эти два молчуна.
– Ах, это молчаливое братство ветеранов.
– Почему ты думаешь, что Лэмб – ветеран?
– Да по всему. – Корлин осторожно сколола бинт булавкой. – Готово! – Она повернулась к мужчинам, брызгающимся водой, и внезапно тревожно воскликнула: – Дядя! Твоя рубашка!
Скромность, доведенная до безумия. Переживать о порванном рукаве, когда половина компании разделись до пояса, а парочка вообще сверкала голыми задницами. Но когда Савиан резко дернулся, чтобы посмотреть, в чем дело, Шай мельком увидела его голое предплечье. Кожу покрывали иссиня-черные вытатуированные письмена.
И какой смысл спрашивать – ветераном чего он был? Мятежник. Вероятнее всего, он сражался в Старикленде, а теперь скрывался, поскольку их преследовала Инквизиция Его Величества, насколько слышала Шай.
Она подняла взгляд – Корлин смотрела на нее. Ни одной не удалось скрыть мысли.
– Подумаешь, рубашка порвалась, делов-то…
Но Корлин прищурила синие глаза, а Шай вспомнила, что у нее по-прежнему в руке нож, и ощутила потребность очень тщательно подбирать слова.
– Я хотела сказать, что у каждого из нас в прошлом одна-две прорехи. – Шай вернула бутылку и медленно выпрямилась. – И у меня достаточно хлопот, чтобы не совать пальцы под чужие латки. Их дела касаются только их самих.
Корлин отпила из горлышка, глядя на Шай поверх бутылки.
– Отличная привычка.
– А это – отличная повязка, – ответила она, пошевелив пальцами и улыбаясь. – Не припомню, чтобы меня перевязывали лучше.
– А что, частенько приходилось?
– Резали часто, но, по большей части, я оставляла их заживать просто так. Наверное, потому, что никто не спешил меня перевязать.
– Грустная история.
– О! Пересказать их – дня не хватит. – И вдруг Шай прищурилась, глядя на реку. – Что это?