Так, значит, это было не милосердие. Ровно наоборот. Воцарилось хрупкое молчание. Представители глядели друг на друга, на Ризинау и его приспешников, закованных в цепи, на вооруженных сжигателей. Никто не хотел выделяться из толпы.
Наконец Рамнард прочистил горло.
– Я полагаю… всегда можно отрубить им головы?
И вот те же самые ублюдки, которые еще сегодня утром соревновались за внимание Ризинау, принялись соревноваться, кто выдумает для него наиболее лютую смерть.
– Мне показалось, что машина для повешений Карнсбика – отличное усовершенствование…
– Скучно! – протянула Судья.
– Повесить и выпотрошить?
– Методы старого режима, – насмешливо откликнулась Судья.
– На Севере, как я слышал, преступников иногда забивают камнями.
– Хм, – хмыкнула Судья.
– Сварить заживо?
– Посадить на кол?
– Привязать к пушке?
– Позвольте мне! – Суорбрек поднялся с места, его глаза горели от едва сдерживаемого возбуждения. – Ситуация требует от нас чего-то
Судья сощурила глаза:
– Ну-ка, ну-ка.
– Могу ли я предложить, чтобы те, что так низко пали, поступившись принципами Великой Перемены… так сказать,
По залу пробежала волна бормотания. Страх? Восхищение? Возбуждение? Все это вместе?
– Во имя Судеб… – прошептал Бринт. Один из сжигателей надел наручник на запястье единственной руки генерала, но так и не смог сообразить, что ему делать со вторым.
– Ха! – Судья запрокинула голову назад, устремив взгляд к позолоченному куполу и почесывая покрытую струпьями шею тыльными сторонами обломанных ногтей. По ее лицу начала медленно расплываться улыбка. – Примите мою благодарность, гражданин Суорбрек, и благодарность своего народа.