Мудрость толпы

И прежде, чем кто-то смог возразить, он повернулся и захромал прочь из амбара на утренний холодок, услышав, как за ним со скрипом затворились двери.

…Он ждал, крепко сжимая свою трость. Ждал, слушая, как птицы щебечут в кронах капающих талой водой деревьев и облитых росой живых изгородях. Ждал, глядя, как туман понемногу уползает из безмолвной долины. Лео втянул носом холодный воздух и улыбнулся. Это не потребовало усилий. Он чувствовал себя гораздо лучше, чем ожидал, снова надев мундир и снова командуя солдатами, пускай даже мундир плохо сидел, а солдаты представляли собой сплошное отребье.

Когда он покидал Инглию, мать предупреждала его, что из него не выйдет генерала. Теперь Лео видел, насколько она была права. Он был поспешным и нерешительным одновременно и вдобавок жутко сентиментальным. Потеря всего, что он имел, вид друзей, умирающих у него на глазах, и затем месяцы непрекращающейся боли излечили его от всех этих недостатков. Может быть, у него осталась только половина конечностей, но он чувствовал в себе вдвое больший потенциал, чем прежде. Теперь у него была более трезвая голова, более твердое сердце, и главное – гораздо более крепкие нервы.

– Генералы выковываются в огне поражений, – пробормотал он себе под нос. Столикус, кажется?

Интересно, что сказала бы его мать сейчас.

– Ты ведь не передумал? – спросил Юранд, вставая рядом с ним.

– Ты меня знаешь. – Лео охнул, перенеся вес на железную ногу. – Я вообще не умею думать.

– Может быть, так было раньше. Но не теперь.

И Юранд улыбнулся ему. Во имя мертвых, эта улыбка… Лео мог бы смотреть на нее целый день.

Из амбара доносились повышенные голоса. Сжигатели и ломатели всегда любили подискутировать. Устроить дебаты. А еще лучше – голосование. Чем шумнее и скучнее спор, тем лучше. Сколько этой бессмыслицы ему пришлось вынести на руинах Круга лордов!

– Как ты думаешь, чью сторону они в результате примут?

Юранд с удивлением поглядел на него:

– Какое это имеет значение?

– Наверное, мне просто любопытно. В конце концов, мы все любим нравиться другим.

Сморщившись, Лео обернулся и махнул одетым в темные мундиры инглийским солдатам, собравшимся вокруг амбара. Действуя тихо и осторожно, его люди двинулись вперед. Просунули в скобы крепкий брус, чтобы двери было не открыть изнутри. Принялись плескать масло на нижние венцы амбара. Несколько человек вышли вперед с зажженными факелами, прикоснулись ими к дереву – и пламя взвилось. За несколько минут языки взбежали по стенам по всему периметру, до самых свесов крыши. Изнутри послышались крики, заглушенные треском и ревом огня. Двери загремели, затряслись.

Люди Лео, бросив факелы, вытащили мечи и взвели арбалеты.

– Окружить амбар! – приказал он. – Убейте любого, кто выберется наружу!

– Есть, ваша светлость.

– Гловард, поставь надежных инглийцев на те места, которые занимали офицеры чистоты. Юранд, проследи, чтобы Народная Армия получила провизию и жалованье из тех денег, что дала тебе Савин. Когда наступит время, я хочу, чтобы они были мне верны. До какой-то степени, во всяком случае.

За ревом огня Лео почти не слышал их вопли. Если прибавить к этому вонь горелого, это довольно сильно напоминало ему Стоффенбек. Он был зачат на одном поле брани – и заново рожден на другом.