Мудрость толпы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вы узнаете об этом, когда услышите, как я разоблачаю вас в Народном Суде.

Орсо улыбнулся:

– Молодец, девочка! И пускай твое разоблачение будет скандальным, хорошо? Без этого скучного вычитывания списков имен, как стало принято в последнее время… Я хочу, чтобы твоя речь фонтанировала пикантными подробностями, шокирующими фактами и примерами моей низкой нравственности.

– О, я им устрою настоящий фейерверк, – пообещала Хильди. – На галереях все обосрутся.

– Может быть, до этого все же доводить не стоит. Там и без того воняет.

– Пошли, – буркнул Хальдер, подталкивая Орсо вверх по ступеням Народного Суда.

Было время, когда доступ к королевской особе диктовался правилами, изложенными в книге по этикету в четыре пальца толщиной. Теперь любой идиот мог безнаказанно пихать его в спину.

…Судья с комфортом развалилась в кресле, в то время как Орсо засунули в его монаршью клетку. Он увидел, что в передних рядах, где обычно прихорашивались гражданин Брок с его инглийцами, зияла дыра. Орсо очень надеялся, что им самим устроили скандальное разоблачение и уволокли в Дом Чистоты, но, наверное, это было бы чересчур большой удачей. Если подумать, удача не посещала его уже пару десятилетий.

– Тишина в зале!

Гул голосов смолк, и вперед вышел Суорбрек. Он теперь расхаживал в кроваво-красном костюме – с тех пор, как был назначен главным обвинителем от Великой Перемены. Поскольку происходящее имело отношение не столько к закону, сколько к утешительным фантазиям и дешевой мелодраме, без сомнения, писатель подходил на эту роль как никто другой.

– После нескольких недель кропотливого расследования, – выкрикнул он (имея в виду несколько ночей, в течение которых несчастных вытаскивали наугад из их постелей), – преданные служители Великой Перемены, – (здесь имелись в виду вечно пьяные, накачанные наркотиками и рвущиеся убивать сжигатели), – вырвали с корнем самый зловещий заговор и вытащили его на свет правосудия!

Вечно у них новые заговоры. И вечно они самые зловещие. С каждым разом все более изощренные, дьявольские, не поддающиеся опровержению. Интриги, в которые каким-то образом оказывались вовлечены стирийцы, гурки и северяне – все сразу. Заговоры, предполагавшие, что враги Великой Перемены должны быть непостижимыми кукловодами и полными идиотами одновременно. Орсо подумал о том, что случится, когда сжигатели перебьют всех. Возможно, Судья напоследок устроит суд над самой собой, в пустом Народном Суде приговорит себя к смерти и спрыгнет с вершины Цепной башни? При этой мысли он не смог удержаться от совершенно неуместного смешка. Жаль, что он не доживет до того, чтобы это увидеть, – он-то, небось, превратится в кашу на дне сухого рва за много лет до этого события. Разве что его друзья из Дома Чистоты все же добьются успеха раньше, чем с ним будет покончено…

Взгляд Орсо переместился к последней группе несчастных, которых гнал к скамье подсудимых капитан Броуд, – и он поневоле выпрямился.

Большинство пленников старались выглядеть скромно. Этого было нетрудно добиться, проведя несколько дней на скудной пище и без мытья в каком-нибудь стылом углу Агрионта, поспешно превращенного в тюрьму. Однако женщина, выступавшая последней в этом трио, явно стремилась к противоположному эффекту. Она была разодета, словно для летнего турнира в расцвет старого режима, – сплошь пышный рыжий парик, драматические черные шелка и трепещущая грудь.

– Селеста дан Хайген, – пробормотал Орсо.

Он знал, что эта женщина отнюдь не глупа. Так почему же она оделась, словно собираясь исполнять роль злодея в этой конкретной пантомиме? Она сидела на скамье подсудимых, горделиво выпрямившись и бросая вызов оскорбительным выкрикам, свисту и непристойным замечаниям, сыпавшимся с галерей для публики, однако под ее слишком густым слоем румян проступала восковая бледность. Селеста взглянула на Судью, и заводила этого безумного цирка ухмыльнулась ей в ответ, задирая грязные ноги на Высокий стол и кивая обвинителю, чтобы тот принимался за свою праведную работу.

– Хенрик Йост! – взревел Суорбрек, обращаясь к первому пленнику, дородному человеку с двойным подбородком, в заплатанном жилете. – Вы обвиняетесь в ростовщичестве в особо крупных размерах, а также в участии в заговоре! Хотите ли вы что-нибудь сказать?

Тот поднялся со скамьи. Кажется, он был немного не в себе. Над его глазом набухал большой кровоподтек.

– Я признаю, что больше десяти лет служил старшим клерком по кредитованию в банкирском доме «Валинт и Балк»… – Свистки сверху. – Но это считалось уважаемым делом, самым что ни на есть почтенным! Я организовывал ссуды для достойных предприятий – фабрик и мануфактур по всему Миддерланду. Учреждений, которые давали работу множеству…

– Включая предприятия и учреждения, – прошипел Суорбрек, словно это была какая-то вершина черной магии, – принадлежавшие этой женщине, Селесте Хайген?