Трясучка взглянул на Рикке, подняв единственную бровь.
– Мы остаемся, – сказала она Трясучке.
– Мы остаемся! – перевел Трясучка всем остальным, кто был в зале.
– Но у нас ни одной карты на руках! – крикнул кто-то (очевидно, имея в виду, что Рикке их все повыбрасывала). – Гвоздь смылся, Черствого тоже нет, даже Изерн-и-Фейл ушла…
– У Кальдера сильный перевес, – прохрипел парень с мужественным, но бледным от страха лицом. – Может, десять к одному…
– У него люди, – проговорила Рикке, – у нас стены.
– Но ведь… если эти ублюдки из-за Кринны доберутся… пощады не жди…
– Надеяться на милость врага – жидковатый настрой для начала драки! – Она вскочила со Скарлингова трона и глянула на них сверху вниз. – Не думала, что придется это объяснять вам, парни. По идее, это
Она махнула рукой в сторону Корлет, у которой, если честно, был такой вид, словно она тоже имела крупные сомнения относительно всего этого предприятия.
– Знаешь что, Корлет, а приведи-ка сюда в замок свою бабку! Тут безопасно. Безопаснее, чем там, по крайней мере!
И она натужно рассмеялась. Малость бесстрашия – вот что им сейчас требовалось увидеть. Может быть, оно перекинется на них.
– В своем-то доме повеселее будет… – буркнула Корлет.
– Лучше быть грустным, но живым, сказала бы я. Давай! Трясучка тебе поможет. – Рикке уже шагала по направлению к Стуровой клетке. – К тому же на самом деле у нас все же осталась пара карт, которые можно разыграть.
Бывший ужас Севера сидел, поблескивая глазами в полумраке, свесив сквозь прутья безжизненную ногу так, что пальцы почти касались каменного пола.
– Папочка тебя любит, верно? – пропела Рикке. – Ничего ради тебя не пожалеет! Даже Карлеона.
Тот бледнолицый воин был уже почти зеленым:
– Может, Черный Кальдер и согласится на сделку. Но ты правда думаешь, что он станет соблюдать уговор после того, как ты отдашь ему этого ублюдка?
Стур схватился исхудавшей рукой за прутья и, звякнув цепью, подтащил себя к свету. Ей уже давненько не приходилось видеть этой острозубой, мокроглазой улыбочки, и к ее нервозности добавилось новое, весьма неприятное чувство. В конце концов, страдания редко делают людей лучше. Очень может статься, что после того, как Стур выберется из своей клетки, он станет сеять ужас еще пуще, чем прежде.
– Беги, – прошелестел он. – Беги со всех ног и не останавливайся!
Рикке ощутила, как между ее лопатками прошла дрожь, но превратила ее в небрежное пожатие плечами: