– Благодарю, ваша честь! – Орсо поклонился ей с преувеличенной вежливостью, в точности так, как учила его мать. – Мне хочется думать, что у моего отца были добрые побуждения, где-то глубоко внутри. Он часто обсуждал со мной эти темы, когда мы вместе фехтовали. Возможность облегчить жизнь бедняков. Обеспечить всем равные возможности получать медицинскую помощь и образование. Добиться мира на наших границах. Но то, что они у него были, эти добрые побуждения, лишь усугубляет его полнейшую неспособность провести их в жизнь! Можно простить человека, который не знает, что можно сделать лучше. Но того, кто игнорирует лучшее в себе? Такого можно только осудить! Каким же он оказался никчемным куском мяса! Этот бесполезный пердун! Этот пустой ночной горшок!
– Слушайте, слушайте! – Судья лениво постучала кувалдой по столу. – Я заочно нахожу этого ублюдка виновным!
Далеко не худшая несправедливость, какой был свидетелем Народный Суд. Несмотря на его многочисленные недостатки, отец Орсо был великодушным человеком. Он не стал бы возражать против того, чтобы быть слегка оклеветанным ради доброго дела. Особенно когда это доброе дело касалось жизни его первого ребенка.
– Благодарю вас, друзья, за ваше долготерпение, – продолжал греметь Орсо, – но мой позорный список еще далек от завершения! Вы можете предположить, что во всем был виноват тот, кто сидел на троне, но нет ничего более далекого от истины! В Союзе всегда имелся человек, прятавшийся
Он немного потянул момент, испытывая их терпение.
– Следующим пунктом моего разоблачения будет не кто иной, как Байяз, Первый из магов, чья статуя до недавнего времени стояла на аллее Королей! А точнее, даже
Орсо прошелся взад и вперед по грязным, засаленным плиткам. Все взгляды были обращены к нему, но краем глаза он увидел, как Савин что-то прошептала своей служанке, и та бочком удалилась с детьми на руках. Орсо удвоил свои усилия:
– Все это общеизвестно, хоть и не менее ужасно от этого. Но знаете ли вы, что он получал от всего этого
– Я позабочусь, чтобы на него выписали ордер, – проговорила Судья, поблескивая глазами, – но, как это ни прискорбно, Первый из магов находится вне нашей досягаемости. Вы закончили?
– Я умоляю суд проявить терпение! У меня остался еще один обвиняемый, худший из всего набора. Мерзейший из всех мерзавцев! В последнюю очередь, но с наибольшим пылом, я обвиняю… самого себя!
И он широко раскинул руки, словно приглашая толпу расстрелять его из луков и арбалетов. Послышались смех и даже аплодисменты, хотя и шутливые.
– Я был ленив! Я был тщеславен! Я был мелочен, как моя мать, и нерешителен, как мой отец. Я мог бы сделать что-то хорошее, но мне было не до того. Я мог бы добиться мира, но был слишком занят любовью. Я мог бы сделать Союз замечательным местом! Если бы не был так безнадежно пьян… У меня нет сомнений, что в истории я останусь не просто последним королем Союза, но также худшим из его королей, а мое краткое царствование будет названо самым катастрофическим…
Раздался гулкий удар, двери в дальнем конце прохода распахнулись, и на верхнюю ступень, пошатываясь, шагнул запыхавшийся сжигатель в заляпанном красной краской доспехе. Судья вскочила на ноги, занеся над головой кувалду, словно собиралась швырнуть ею в непрошеного посетителя.
– Я сказала, чтобы нас не прерывали!
– Но там роялисты! – завопил он, съежившись. – Приближаются к Агрионту!
– Там
– Они уже в городе! Под предводительством маршала Фореста!
Поднявшийся шум не мог бы остановить никто.
– Роялисты? – ахали одни.
– Измена! – вопили другие.