- Входные двери заперты снаружи. — Беседу прервал басовитый Третьяков. — Чёртов дом! С виду — дунешь, плюнешь — развалится. А брёвна — о-го-го. Века простоят. Через окна не пролезем: узкие, заразы. Чердак вроде есть, но, как туда забраться, я не нашёл.
- А сломать дверь — не выйдет? — Павел насторожился.
- Нужен таран, — «Ариец» пожал плечами. — Хотя попытаться можно. Я вот что нашёл. — Он потряс сокровищами, зажатыми в ладонях: игрушками-карапузами, позвякивавшими изнутри.
- Неваляшка? — Управдом вспомнил, как называется игрушка. У него в детстве тоже была такая — и уже тогда — старая, вручённая матерью, «чтоб доламывал».
- Целлулоид! — Поправил Третьяков. — Там много таких, — он махнул рукой в сторону сарая. — Седая древность. Жалко портить. Сейчас таких не делают. Травник, наверно, с самой Октябрьской революции берёг.
- А зачем портить? — Павел принял у «арийца» неваляшку из рук в руки. У игрушки было глуповатое выражение лица и жёлтое круглое пузико, покачиваясь на котором, она сохраняла устойчивость.
- А?.. — Коллекционер, похоже, не расслышал вопроса; задумался над чем-то. — Потом покажу, — закончил небрежно.
Он склонился над генератором, щёлкнул тумблерами. Размеренное машинное «тук-тук-тук» захлебнулось, смолкло. Третьяков подошёл к окну, быстро пробарабанил пальцами по подоконнику — и вдруг — резким, «каратистским», движением руки — пробил дыру в целлофане, заменявшем оконное стекло. Ухватился за края дыры-раны обеими руками, рванул тонкую плёнку на себя. Холод наполнил комнату. Павлу почудилось: вместе с холодом в дом вполз тяжёлый клочковатый туман. А в окне замельтешил серый рассвет. Едва заметный: в это время года темнеет быстро, а светлеет — неохотно. И всё-таки, сквозь туман, проступал нарождавшийся день.
- Эй, на берегу! — Во всё горло выкрикнул Третьяков, просунув голову в окно. — Глухарь вызывает Гнездо орла. Короче, где вы там? Поговорить надо!
Некоторое время ответа не было. Как не было и тишины: лес полнился звуками пробуждавшейся звериной и птичьей жизни. И вдруг послышался громкий и близкий треск веток под чьими-то тяжёлыми ногами.
- Чего тебе? — Раздался недовольный голос.
- У нас новости. — Выкрикнул Третьяков. — Хорошие и плохие. Зови старшего: обсудим.
- Мне докладывай! — Откликнулся голос. — Что там у вас? Или пан, или пропал — чего темнить-то?
- Не пойдёт! — Уверенно возразил «ариец». — Есть обстоятельства… Зови, в общем. Скажи: «архисрочно и архиважно!»
- Весточку ему пошлю, — ворчливо отозвался часовой. — А там уж: придёт — не придёт, — не моя забота.
- Вот и славно! Жду! — Третьяков спрятался в доме. Зябко потёр ладони. Его взгляд странно блуждал. Он словно бы обдумывал сразу многое. Покосился на Павла. Зыркнул на алхимика — не по-доброму, колюче. Наконец, уставился на студента.
- Эй, парень, ты в порядке? — Он положил руку на плечо связанному, но тот раздражённо сбросил её.
- Отвяжитесь! Я — убийца, но и вы — тоже убийцы!
- Помнишь, я сказал тебе, что ты — наш билет отсюда? — Коллекционер словно бы не заметил раздражения студента. — Так вот — это правда. Лекарство готово. — Он придвинулся к обиженному вплотную, только что носом его носа не касался. — Понимаешь? Нам нужно испытать его… На человеке… На тебе…
- Спятили? — Студент выглядел испуганным. — Почему на мне? Идите к дьяволу!
ebooksa